Ольга Хрипина-Головня - Колыбельная для эльфа

Мы надеялись разрешить эту непростую непонятную нам ситуацию своими силами — но не справились.

Суна прижала руку к горлу, стараясь вздохнуть поглубже, и успокоить бешено колотящееся сердце.

— Он открыл глаза, и я испугалась, — продолжила Миаринна тихо, — я поняла, что это не просто болезнь. Такое впечатление, что он не принадлежит сам себе. А когда прилетел шэт'та с сообщением о смерти тиа Алэмсуаэль, мы и вовсе растерялись, как будто одно к другому.

Жуткий смех, раздавшийся с кровати, заставил всех вздрогнуть. Эльф приподнялся на локте. Обвел всех взглядом черных, будто застывшая ночь, безумных глаз и откинулся на спину.

— Тиа Алэмсуаэль? — недоуменно переспросила Ларна и Амарисуна заставила себя прислушаться к разговору.

Андагриэль потерла виски пальцами.

— Я надеюсь, вы понимаете, что пока что эти сведения не должны стать известны другим, — сказала она тихо. — Несколько дней назад к нам прилетел вестник с сообщением, что тиа была найдена мертвой на границе своей земли. Причиной смерти стало ранение. Пока что предполагается, что тиа встретила дикого зверя…

— Будь на месте тиа человек, сельтен или кто еще — я бы поверила, — резко возразила Ларна. Суна понимала, что ее наставница крайне взволнована и смущена и потому — перестает контролировать свой тон.

— Но тиа! А на нашей земле — эльф с мечом в крови. И кто знает, где он был несколько дней назад. Да, я понимаю твои сомнения, тиа Андагриэль. Понимаю, хотя так же как и ты — отказываюсь им верить.

— Вряд ли он бы несколько дней шел с невытертым мечом, — пробормотала Амарисуна тихо, но никто ее не услышал.

Целительница сдавила тонкий пузырек пальцами; звук разбившегося стекла вывел Суну из оцепенения, и она заставила себя подойти к кровати.

Раненых и привезли под покровом беззвездной ночи потому, что их била судорога. Их выкручивало так, что страшно было смотреть на искажающиеся лица. А когда они распахивали бездумные, безумные глаза, в них не было ничего, кроме темноты. Такого всепоглощающего мрака, что становилось страшно до крика.

— Он скоро умрет, — сказала Амарисуна, отворачиваясь от эльфа. — Умрет, так и не вспомнив, кто он. Ненавидя все и всех и не понимая причин своей ненависти.

— О чем ты? — повернулась к ней Ларна.

— Он скоро умрет. В прошлый раз… — девушка осеклась. Ларна, смотрела на нее в упор, прищурившись.

— Говори все, что знаешь, — приказал Однор, — разве ты не видишь, что не время и не место играть в тайны, девочка?

Суна посмотрела в глаза Правителю.

— Я была Целителем в другой земле, до того, как Ларна взяла меня в ученицы. Я видела такое… однажды. Я ничем не смогла помочь. Это все, что мне известно.

— В моих землях т а к не умирают, — неожиданно жестким тоном перебила ее тиа.

— Но даже я не могу помочь ему! — Амарисуне казалось, что она имела полное право на это нахальное "даже", но Андагриэль гневно сверкнула глазами.

— Несколько дней назад меня разбудила отчаянно рыдающая эльфийка, Терейна, которая умоляла меня сказать ей, что с ее любимым мужем, не вернувшимся из Вендориана, все в порядке и его не съели по дороге, не ограбили. Он не поехал в объезд и его не убили лихие кочевые кланы. Ты хочешь, чтобы я сказала ей, что ее муж умер у меня на глазах, прокорчившись в этой постели несколько дней? У меня, тиа этой земли, наследницы древнейшего и могущественного рода?!

"Что толку в твоем титуле, если это лишь отголоски былой славы?", — мелькнула у Суны неожиданная, постыдная мысль. Или это снова голос вкрался в ее мысли?

— Чиэлань, я оставила у Вихря сумку со снадобьями, — тихо проговорила Амарисуна, игнорируя раздраженный жест рассерженной невежливостью подопечной Ларны. — Принеси, пожалуйста.

Чиэлань неслышно выскользнул за дверь, как показалось Ларне даже с радостью, что, в принципе, было понятно. Смотреть на судороги эльфа на кровати было невыносимо. От снадобий толку не будет, это Суна хорошо понимала. Но надо было сделать хоть что-то — чтобы потом не винить себя в том, что стояла и просто смотрела.

Тиа Андагриэль сжала пальцы так, что побелели костяшки. Затем решительно тряхнула головой, словно прогоняя прочь ненужные мысли и сомнения, встала на колени возле кровати и взяла правой рукой эльфа за руку.

— Друг мой, дочь моя, вы нужны мне, — молвила тиа каким-то чужим, церемониальным голосом.

Ондор и Миаринна, переглянувшись, поднялись с кресел и опустились рядом с тиа. Теперь за левую руку Андагриэль держала Миаринна, рядом стоял Ондор, левой рукой державший другую руку эльфа.

Ларна обняла Суну за плечи, и та поняла, что дрожит от страха. Внутри росло удивление пополам с недоверием — что за игра? Трое тиа стоят на коленях возле кровати, закрыв глаза, по полу гуляет вечерний ветер, пахнет временем темноты и тишины. И все это бессмысленно и глупо, потому что каждому известно, что после войны Предэпохи эльфы растеряли магию, отказашись от нее, и даже могущественные некогда эльфийские роды сохранили лишь крохотные остатки былой силы, подпитываемые обучением природной магии.

"Какие предательские мысли… но почему я не могу думать иначе? Так красиво звучат давние легенды. Магия сердца одолевала черную, а целые кланы приходили друг другу на помощь. Как неверно по сравнению с этим выглядят эти три фигуры, как неверно и в тоже время искренне в своей вере, но я знаю, что ничего не получится".

Амарисуна закрыла глаза.

Если бы только… Мать-земля, я не могу, я не хочу вспоминать, я не хочу больше думать.

Пусть это все… исчезнет, молю! Пощади мое сердце…

Андагриэль считала удары сердца. На пятнадцатом ударе оно принялось биться в унисон с сердцами мужа и дочери. Все правильно, все как учила ее мама, все так, как она научила Ондора и Миаринны, как передавалось из поколения в поколение. Тщательно оберегаемый секрет ее рода, заклинание Круга, эхо былого, страшного времени… Что оно значило тогда?

Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

Темно-темно на фоне у закрытых век…

Девятнадцать, двадцать…

Шум ветра… бег крови внутри…дыхание земли… грохот листьев на тонких деревьях…ослепляющий свет…ошеломляющая темнота…

Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…двадцать пять. Пора.

— Санаи! Залум! Анейра! Паташи, паташи! Нейя, Пата-ши! Паташи! Месаара! — выкрикнула Андагриэль древние-древние слова. Она никогда не спрашивала у матери — да та и вряд ли знала — значат ли они что-то, или это просто облекаемая в слова концентрация сил. До сих пор Андагриэль склонялась ко второму утверждению, но "до сих пор" было до того, как она сама произнесла их. Ей показалось, что каждое слово унеслось куда-то в необъятное далеко и вернулось оттуда другим словом, посланием разбуженной силы, услышавшей древнее заклятье. Так это было или нет — да только теперь трое тиа смотрели, как в абсолютной темноте вокруг них огненными змеями пляшут отразившиеся от ничего слова, вонзаются друг в друга и сплетают узор. И последнее слово вдруг собралось в хрупкую фигуру, и та замерла в темноте, спиной к тиа. И наступила полная, оглушающая тишина, которую страшно было нарушить громким голосом.