Вячеслав Касьянов - Искушение святой троицы

— Это в высшей степени естественно и правдоподобно, — подтвердил Дима.

— Рад, что вы это понимаете, — с живостью сказал незнакомец, откидываясь в кресле с удовлетворенным видом. — Можно образно сказать, что подсознание дано нам для того, чтобы уберечь наш мозг от излишней и непосильной для него работы. Именно благодаря подсознанию у мозга есть возможность работать не на 100 %, а всего лишь на 25 %, что вчетверо удлиняет срок его службы.

— Ага, я однажды прочитал в журнале, будто тот факт, что ресурсы мозга задействуются всего лишь на 25 %, доказывает, по-моему, чуть ли не существование инопланетян! — засмеялся Леша. — Уже не помню, как авторы смогли свести концы с концами, но факт, что такое объяснение было. Понятно, что мозг не должен работать на 100 %. КПД и не бывает 100 %, это я еще со школы помню. Да взять хотя бы 'Порш', который балбес Славик мечтает купить — совершенно отстойная помойка, по-моему, разве сравнишь ее с УАЗом, который где хочешь пролезет, — вот, у этого 'Порша' написано, к примеру, в инструкции, что он может гнать 300 км в час — так ведь это не значит, что его можно все время до такой скорости разгонять! В инструкции указан потолок. На постоянном потолке он через месяц скопытится, вот вам и весь 'Порш'. И мозг точно так же: гоняй его на пределе, он долго не протянет. То есть, на примере этого 'Порша' и про мозг можно объяснить, потому что в природе все взаимосвязано и все логично.

— Совершенно верно, — подтвердил незнакомец. — Мистическое же объяснение природных явлений нарушает эту их взаимосвязь и делает их совершенно нелогичными и даже попросту глупыми.

— А где пульт? — спросил Дима неожиданно и посмотрел на журнальный столик. Он не слышал последних слов Леши и его собеседника. На столике пульта не было, и Дима оглянулся в сторону телевизора. На экране плыли звезды.

— Я же вам говорил, что по ночам телевидение не работает, — откликнулся незнакомец, — не тратьте зря время.

— Да не, просто он только что в руке у меня был, — сказал недоуменно Дима, — и вдруг пропал.

Дима зашарил по креслу руками, пытаясь проникнуть в складки между спинкой и сиденьем. С лица его не сходило удивленное выражение. Он задел ногой пустую бутылку 'Колокольчика', стоящую у столика, и та покатилась по полу.

Незнакомец ничего не ответил Диме, и самое его молчание прозвучало почему-то зловеще. Бутылка докатилась до окна и там остановилась.

— Вы мне зубы не заговаривайте, — вдруг грубо сказал Леша и со злостью хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. Его лицо исказилось; глаза яростно вспыхнули.

— Да, мы же говорили про машины, — вежливо ответил скользкий незнакомец и тотчас же добавил, — прошу прощения, что отклонился от темы.

— Мы говорили про телевизор! — заорал Леша, вскакивая на ноги. Он схватил со стола сверкающую пепельницу и с размаху швырнул ее в окно, которое от удара покрылось трещинами, но не разбилось. Пепельница свалилась на пол. Дима с испугом и недоумением уставился на Лешу. — Какого хера! Почему я 'Свалку' не могу посмотреть? Сегодня ведь пятница! Чтобы быстро починил сейчас же телевизор, ты, гнида ползучая, твою мать!

— А что, собственно, будет? — осведомился незнакомец спокойным, но немного странным голосом. Он нисколько не был взволнован, а на неожиданную Лешину выходку, казалось, даже не обратил внимания.

— По лысине тебе настучу, можешь быть уверен, — тяжело сопя, объявил Леша, — доктор, бл…, сказал в морг, значит, в морг. Я тут тебе такой дежавю устрою…

И сейчас же после этих слов с незнакомцем начала происходить совершенно несусветная вещь. Неизвестно, что хотел устроить Леша и какой смысл он вложил в свою угрозу, но, видимо, его неосторожные слова разрушили какой-то невидимый барьер безопасности между ребятами и их гостем, потому что лысый незнакомец, продолжая спокойно сидеть в кресле, вдруг начал непостижимым образом меняться на глазах. Его туловище стало увеличиваться в размерах, как будто его изнутри накачали воздухом, а шея удлинилась, как у жирафа. Руки по-змеиному вытянулись, а кисти начали чудовищно распухать и приняли совершенно безобразный вид. Леша и Дима, затаив дыхание, смотрели на очередную жуткую метаморфозу, и почему-то не могли сдвинуться с места: ноги у них вдруг страшно отяжелели. Самым удивительным было то, что все подробности превращения были хорошо различимы, хотя само превращение происходило почти в полной темноте; наверное, это зрелище было так страшно, что их возбужденное воображение, или подсознание, само дорисовало им то, что они не могли или страшились увидеть.

Незнакомец поднялся с кресла. Встав на ноги, он достигал головой потолка и казался еще в два раза страшнее. Его мертвые пустые глаза еще более увеличились и почернели. Он попятился к окну, с хрустом наступая на осколки стекла, усеявшие пол, вытянул вперед отвратительные распухшие длани и рассмеялся адским смехом.

— Дежа вю! — прохрипел он таким голосом, что у друзей кровь застыла в жилах. Пасть его ощерилась, обнажив большие белые зубы, совсем как человеческие, только крупнее. — Дежа вю! — повторил он еще более отвратительным тембром и адски захохотал.

Собственно, именно в эту самую минуту Леша и Дима одновременно, как по команде, очнулись от необъяснимого оцепенения, овладевшего ими, и обнаружили, что по-прежнему стоят у волшебного телевизора, согнувшись у экрана и напряженно глядя на мерцающие в нем звезды. В кинескопе продолжали перемещаться скопления сияющих точек, непрерывно и плавно перетекая во все новые и новые формы. Славы среди них не было видно.

Оба друга испытывали такое чувство, будто кто-то мгновенно разбудил их от странного сна, не то, чтобы очень страшного, но необычного, с примесью какой-то неясной тягучей тревоги. Ребята одновременно затрясли головами, чтобы сбросить остатки неожиданно напавшего на них ступора, а Леша даже ненароком, а на самом деле, намеренно, дотронулся до Димы, чтобы проверить, не продолжает ли тот ему попросту сниться, как и вся квартира вместе с городом.

Почувствовав Лешино прикосновение, Дима вздрогнул и испуганно промямлил:

— Черт! Че-то у меня с башкой опять происходит! А где лысый?

Ответ на этот вопрос не замедлил сейчас же материализоваться. Скрип паркета в углу комнаты заставил друзей обернуться, и их взору предстало жуткое чудовище. Оно находилось так близко от них и имело столь омерзительный вид, что друзья без памяти бросились к стене комнаты и, поняв, что дальше бежать некуда, в страхе уставились на него. Монстр отрезал им путь в прихожую. Он протянул руки, пытаясь схватить их, и все смеялся своим скрипучим смехом. При этом он как будто нерешительно переминался с ноги на ногу, но самая его нерешительность выглядела как издевка: он словно бы насмехался над ними, раздумывая, убить ли их сразу или же немного повременить.