Анатолий Нейтак - Уроки гнева

"Вот оно. Их не трое, их как минимум четверо. Не зря они вели себя так уверенно!

Ведь этот четвёртый — маг…"

Вязкость уходила медленнее, чем навалилась. Муть тоже рассеивалась медленно. То есть не мгновения, а секунды. Это давало шанс сориентироваться. Не задумываясь над вопросом "как", Страж охватил Тени волнами вопрошающих нитей.

Вот ветер и золото пасситме, укрытые и переплетённые ало-зелёным; вот тусклые, большей частью серые огни двух лучников; вот это — огонь смуглого, более прозрачный и подвижный, с нитью голубизны (амулет? собственный неразвитый дар?)…

А вот это — искомый маг: огненно-переменчивый, по-человечески серый, но более чистый, с яркими белыми и чёрными полосами, прошитыми широкой линией зеленоватой синевы.

Вот и хорошо, вот сейчас я его и прижму…

Шаг из Теней. Властный, полный уверенной угрозы взмах меча.

— Ступай! — приказал Эхагес, рассчитывая, что маг поймёт если не его слова, то вполне недвусмысленный жест.

Маг (явно соотечественник субъекта с кривыми клинками: такой же смуглый и в одежде сходного покроя) понял. Так понял, что у стража от чужого страха аж скулы свело. Горбясь, маг принялся карабкаться из щели-укрытия вверх, спеша присоединиться к остальным участникам событий. Эхагес карабкаться не стал, а попросту взлетел.

Но пасситме успела взлететь раньше него. На глазах у стража крылатая плюнула в одного из лучников, напрасно пытающегося спастись бегством. Смерть снова жадно рванулась к жертве — быстрая, нераздумчивая.

— Ну уж нет! — фыркнул Эхагес. И уверенно поставил на пути огненного плевка невидимую преграду, о которую тот разбился, как о каменную стену толщиной в несколько локтей.

Пасситме недовольно взвыла, недовольно и нечленораздельно. Вокруг неё, как бликующий жар, заплясал необузданный гнев. Лишь он оставался в крылатой свободным, когда воля стража, непререкаемая и тяжкая, обволокла её, подхватила и бережно опустила наземь. Бережно — но всё равно не вырвешься. Пасситме понимала это, и её дымчатые глаза полыхали тёмным пламенем, бессильным, но от этого не менее прекрасным.

На том сопротивление и кончилось. Крылатая не могла ничего сделать, а люди, все четверо, сбившиеся в одну кучку — боялись. Эхагес огляделся с высоты сорока локтей — победитель! — и едва удержался от проклятья по неопределённому адресу.

"Поздравляю, страж. Мало тебе было хлопот с одной пленницей — вот тебе ещё.

Кушай, не подавись!"

Что делать человеку, имея в одной руке, в доброй перчатке, смертельно ядовитую змею, а в другой и того хуже: куницу о четырёх лапах, когти на которых вымазаны ядом много хуже змеиного? И друг в друга-то змея с куницей норовят вцепиться, и человека, что меж ними стоит, при первой возможности укусят либо оцарапают.

Поговорить бы, разобраться… только звери языка людей не разумеют. На то они и звери.

Убивать не хочется. В другие миры тащить? Это можно. Оставить четвёрку охотников тут, а с пасситме — как задумано… Хорош план, да только жаль людей оставлять. С ними поговорить было бы куда интересней, чем с гневливой и замкнутой крылатой.

Забрать людей? Тоже не выход…

Зато можно подождать.

Похоже, в этой пустынной местности куда больше жизни, чем может показаться со стороны. А во время драки случилось немало шума… особенно для умеющих слышать. Когда швыряют друг в друга мутные сгустки магии, назначение которых — убийство, швыряют второпях, без заботы о гашении лишних "лучей"… Да, умеющим слышать (и тем более умеющим видеть) это — словно крик. Как огонь на вершине, след в ломких травах, запись на широких полях. А раз так — подождём.

И что-то внутри нашёптывает: ждать уже недолго…

Уже на границе долины Рейхи что-то почувствовал.

— Локоток!

Товарищ обернулся. Светлые ресницы захлопали недоумённо. Но Рейхи попытался:

— Локоток, ты чуешь?

— Чего?

— По коже, как нити тоньше волоса… прохладные… и в носу тоже холодит…

Бесполезно. Ни рассказать толком, ни заставить почувствовать.

— Ты чё, струсил?

Вместо ответа Рейхи отвернулся и быстро пошёл дальше. Ну, нити, ну, холодок (под самым солнцем, на обращённом к полудню склоне!) — что с того? Никаких страхов пока не видать, так что назад не повернёшь.

Хотя хочется, если честно.

Сейчас Рейхи уже и не помнил, с чего начался тот спор, что привёл сюда их с Локотком. С какой-то ерунды, не иначе. Но спор был. И условия такие: добраться до середины долины, где видели призраков, заночевать там, а после вернуться и рассказать обо всём в компании таких же вчерашних мальчишек, не прошедших Обряда Двух Стрел. При этом нужно было не попасться на глаза взрослым, потому что жрец селения половину сезона назад отнял у долины Холодных Ключей имя и запретил приближаться к её границам ближе десяти полётов стрелы. Обряд отнятия имени не особенно пугал будущих мужчин, но напрашиваться на порку им не хотелось. Именно поэтому в ставшую безымянной долину отправилась не вся компания, а только Рейхи с Локотком: сироты и к тому же признанные озорники. Их отсутствие в селении не будет никого беспокоить. Уж скорее, наоборот!

…Локоток, снова вырвавшись вперёд, пёр себе, не глядя по сторонам, будто по знакомой тропе. Значит, он на самом деле ничего не почувствовал. Но ведь тончайшие нити, холодок под языком, в носу и на коже — странное — это было! Неужели старик-жрец, этот визгливый, грязный, морщинистый гриб обладает не только "игара", но и "дивве" — тем, что жители плоских земель на востоке зовут магией? Неужели его обряд подействовал? Тогда выходит, что Рейхи смог ощутить призванную силу… и значит, сам обладает "дивве"!

Парнишка сморгнул радужные видения. Чем он там обладает, ещё неизвестно, а вот если жрец — не просто старый шарлатан, значит, и слухи о призраках возникли не на пустом месте. Это значит, что долина, куда они спускаются, возможно, в самом деле особая. И что может случиться в ней с парой дурачков, по доброй воле зашедших за границу запрета — кто скажет?

Но отступить нельзя. Этого Локоток не поймёт.

И никаких страхов пока что действительно не видать…

Денёк выдался сухой и светлый, в самый раз для прогулок. Под лучами солнца, тёплыми, словно уже настало лето, не хотелось думать о плохом. Рейхи заметил, что зелень вокруг в самом деле яркая и густая не по сезону. Справа, в сотне шагов от их пути, торчали столбиками четыре-пять бдительных часовых маленького стада ройкту. В вышине, таясь в солнечном свете, парил жаворонок, песни которого почти заглушали звоны невидимых в траве кузнечиков. Очевидно, если визгливые проклятия жреца и повредили чему-то в долине, лишённой имени, то уж никак не жизни, нашедшей здесь приют.