Александр Фед - Вселенское эхо разбитого кувшина

– Но ведь и самого воздуха нет!

Силой воли Джонсон заставил себя успокоиться и поверить в то, что каким-то странным образом висит в абсолютной темноте, в каком-то звуко и светонепроницаемом мраке. Впрочем, самое главное – он жив, а остальное его не должно волновать, тем более, если оно не имеет сколь-нибудь внятного объяснения. Придёт время, и всё прояснится, станет объяснимым и понятным. От подобных мыслей ему, вдруг, стало легко. К его удивлению, он перестал чувствовать холод, правда и тепла он то же не ощущал.

В этот миг, в его окружении что-то изменилось. Замерев и, напрягая все свои органы чувств, Джонсон едва уловил тихий, ритмичный стук. Сначала ему показалось, что это стучит его собственное сердце, или кровь в висках, но звук отчётливо доносился издалека. Впрочем, любое расстояние в кромешной темноте – понятие условное, связанное исключительно с воображением, жизненным опытом и памятью человека.

– На что похожи эти странные удары? – что-то очень знакомое слышалось в размеренном ритме. – Копыта?… Конечно же, так стучат копыта по булыжной мостовой.

Одновременно с этой мыслью, его ноги твёрдо встали на холодный камень дороги, которую человек по-прежнему не видел, однако чувствовал ее холод и твёрдость обнажёнными стопами. Звук стал более отчётливым, и уже можно было определить направление, откуда доносились удары, хотя назвать ударами слабое постукивание крошечных подков, было не совсем правильно.

Старательно всматриваясь в то направление, откуда доносился звук, Джонсон обнаружил более тёмную, а точнее, более чёрную, относительно окружающей его темноты, точку. Сомнений не было, именно она – это бесконечно удалённая точка издавала ритмичные звуки, похожие на стук копыт. Распознать в ней всадника или одиноко скачущую лошадь было невозможно из-за ничтожности её размеров. Оставалось ждать.

Прошло ещё какое-то время, и сомнения окончательно рассеялись. На горизонте, который теперь можно было различить, был виден чёрный контур всадника. Наездник медленно приближался, к стоящему на невидимой мостовой человеку. В какой-то момент, Джонсон подумал, что это смешной лилипутик, скачущий прямо перед ним, на своей лилипутской лошадке.

Эта мысль так позабавила чёрного копателя, что он протянул руку, чтобы дать щелчка маленькой лошадке. К его огромному удивлению, рука закрыла облик всадника, но не достала намеченной цели. Стало ясно, что странный наездник находится очень далеко.

Чтобы успокоиться, Джонсон старательно внушил себе, что скоро он увидит обычного человека на лошади. Вполне возможно, что это посыльный, который всё разъяснит окончательно. Удары копыт стали более громкими и, одновременно с этим, размеры всадника заметно увеличились.

Звук от ударов подков по мостовой превратился в настоящее громыхание, а всадник, при этом, достиг нормальных для человеческого опыта размеров. К удивлению контрабандиста, чёрный контур оставался достаточно далеко, как если бы до него было около мили. Увиденное привело в смятение, страшно было подумать об истинных размерах посланца.

Мысленно представив истинную величину скачущего к нему незнакомца, Джонсон содрогнулся от ужаса, когда осознал истинные размеры животного и наездника. В дополнение к своей необычайной громадности, мрак, из которого были созданы обе фигуры, вселял что-то зловещее в контуры коня и наездника.

Это передалось Джонсону паническим страхом и дрожью, прошедшей по всему телу. Именно в этот миг, он отчётливо ощутил разницу между темнотой и мраком. Если темнота – это отсутствие света, то мрак – это отсутствие признаков жизни.

– Это смерть или её посланник… Но… я не хочу… я не хочу умирать! Слышите?! Я не хочу умирать! Нет! Нет! Нет!..

Джонсон кричал, орал и выл, но не слышал собственного голоса. Разум воспринимал и фиксировал все те слова, которые пытался выдавить, вытолкнуть из себя кричащий человек, но уши контрабандиста были глухи. Он не слышал собственного крика и тех слов, которые должны были помочь ему остановить, прекратить весь этот кошмар. От понимания своей беспомощности стало невыносимо. Казалось, его лишили всякой возможности защитить себя, от надвигающейся опасности, просьбами и мольбами.

Копыта коня уже сотрясали невидимую мостовую. Грохот от их ударов больно бил в барабанные перепонки, разрывая их, и, заставляя человека, зажимать уши. Парадокс! Дрожа от страха, Джонсон заставил себя взглянуть в сторону, надвигающегося великана. Конь, покрытый чёрной попоной, нёс на себе странного седока.

Огромная чёрная фигура, покрытая плащом с накинутым на голову капюшоном, напоминала монаха. Однако, огромное копьё с обтекателем, закрывающим руку седока от удара чужого копья во время турнира или боя всадников, придавало фигуре схожесть со средневековым рыцарем. В дополнение к этому, Джонсон успел заметить длинный витой рог, напоминающий бивень нарвала, который украшал, а точнее, устрашал лоб коня. Жуткое остриё крепилось на маске, которая защищала голову животного.

Конь и седок были словно выточены из кромешного мрака, и только складки плаща и попоны отливали темнотой, которые, словно блики серого цвета, играли на изгибах. Именно эта игра мрака и темноты придавала объёмные черты и некую немыслимую реальность всему увиденному.

Странно, но даже такая ужасная, почти нереальная, но всё же, видимая и слышимая действительность, которая приводила в ужас и трепет, была лучше того первичного, безмолвного и непроницаемого мрака, в котором он проснулся или очутился.

Джонсон дрожал всем своим телом, закрыв глаза и тщательно зажимая уши, чтобы хоть как-то приглушить грохот от ударов копыт. Холод мостовой проник в него, смешался со страхом и кошмаром увиденного, сковав мышцы, связки, кости и даже саму душу. Стоя на коленях, контрабандист повалился набок и скорчился в агонии беспомощности и жалости к себе.

Ему казалось, что он сможет сжаться в невидимый, незаметный комок грязи, уподобиться булыжнику, вывороченному из мостовой, таким же гигантским конём. Слившись с мостовой, он останется незамеченным с высоты седока. Обхватив свои колени, Джонсон вжался в твердь холодного камня дороги и в страхе затаил дыхание.

Когда неожиданно наступила тишина, лежащий на мостовой и застывший от страха человек, даже не заметил этого. Ему показалось, что он действительно превратился в камень и именно поэтому перестал воспринимать грохот копыт.

Что было страшнее: стать камнем или быть замеченным ужасным всадником? Он не знал. Какое странное существо человек. Прошли всего лишь мгновения, после наступившей тишины, а в душе чёрного копателя сразу же затеплилась слабая надежда.