Эдуард Катлас - Право на поражение

— Жить будет, — в конце концов заключил Виктор. Кожа выше раны не чернела — только побледнела, как и лицо крестьянина, от боли и потери крови.

Все выдохнули одновременно.

Виктор похлопал излеченного по щекам, но добился лишь слабого мычания. Пожал плечами:

— Как придет в себя, накормите от пуза. А то я из него треть крови выдавил. Вы знаете, что бы с ним было? Кто-нибудь может мне рассказать? Кто-нибудь уже это видел?

— Было раз. — Сказал палач, теперь уже в отставке. — Малец тут один повздорил с этими…

Крестьянин махнул в сторону лежащих вповалку обозников, и продолжил:

— А у них ножички такие есть, злодейские. Так вот они чирк его этим ножичком, и просто придавили к земле. Подождали всего ничего, а он уже весь почернел, стал темно серым, умер и тут же к ним и прибавился. Минуты не прошло, а ему уже и меч выдали, и за собой повели. Его потом подрезали, конечно, добрые люди, не дали душе грешной вечно каяться. И тех, тоже подрезали… — Глаза бывшего палача блаженно зажмурились. Не оставалось сомнений, что сокращение численности обозников, как живых, так и мертвых, не прошло без его участия.

— Тут либо сразу конечность рубить, либо потом мертвеца на куски разделывать. Они, как только перерождаются, вообще никаких команд им не надо — сразу драться лезут. На всех, кто без клейма и живой.

— Клейма? — переспросил Вик.

— Ну, вы же видели, уважаемые, — махнул снова крестьянин в сторону валяющихся по всему полю трупов. — Они же не просто так снова встают. Есть три способа — либо ножичек, отравленный некрозом. Либо чтобы некромант рядом сильный был, а таких вообще-то мало. Либо клеймо. Тогда они сразу после смерти снова и встают. Или даже слабый некромант их может моментально обратить — если с клеймом, они их сразу из живых да в мертвые. Они, бедолаги, все с клеймом ходят. Тоже жизнь та еще. Чуть что не по евоному — и нет человека, один мертвец.

— А вы откуда, такие незнающие? — полюбопытствовал один из крестьян, самый старший и, судя по всему, главный в этом поселении. — А то мы тоже туда хотим, где о вещах таких и слыхать не слышно. У нас, вишь, тоже вроде было и получше времечко. Вроде и недавно, а вроде и век прошел.

— С обозом надо разобраться, — лишь ответил Вик.

— Ты понял, что теперь даже ранения опасны? Только и делай, что уворачивайся. — Мугра бросил вопрос за спину, к другому концу бревна.

Другой конец тащил Брентон, но ответить он не успел. Вместо него сказал Виктор:

— Не волнуйтесь, я вас прикрою. Надо еще кое-что прикинуть, но к вечеру будет противоядие, хоть некроз вам будет нестрашен.

— Ну да, и без него есть чего опасаться, — согласился Брентон. Вместе с Мугрой они одновременно сбросили бревно к остальным.

Они готовили самый большой погребальный костер, который когда-либо видела Сунара. Должно быть, чемпион среди костров по эту сторону гор. Всем хотелось поговорить, но пока это удавалось сделать лишь урывками, таская дрова, хворост, бревна — все, что горело, к тому месту, где крестьяне сгрудили вместе шесть телег, да стащили туда же валяющиеся на поле трупы обозников.

Виктор насчитал в телегах больше сотни тел, и он торопил всех, так как не до конца понимал, на что способна некромагия, как она действует, и не начнет ли через мгновения вся собранная обозниками подать вставать с телег и кидаться на живых.

Трупы были в каком-то странном стасисе. Они не разлагались, не пахли, просто лежали странно одеревеневшие, как будто замороженные — но не холодом, а чем-то другим, что позволяло сохранить их для церемонии воскрешения. От которой теперь Виктор надеялся их избавить.

Виктор с удовольствием еще повозился бы с наваленными на телеги трупами, изучая это странное заклинание, позволяющее так долго сохранять неизменной мертвую плоть, но его подгонял страх. Поэтому он лишь попросил оттащить один труп в сторону и внимательно за ним приглядывать, пока не будут сожжены остальные.

Первый погребальный костер, из-за которого началась эта стычка у деревни, уже догорел, когда они, наконец, подожгли новый. Он был огромен — деревенские даже развалили пару сараев, чтобы быстро добыть топливо, но Виктор по-прежнему опасался, что и его будет недостаточно на то количество мертвечины, которое им предстояло сжечь.

Лошадей распрягли и отогнали подальше от повозок. Костер был сложен не слишком аккуратно, но это было неважно — они сейчас больше думали не о красоте церемонии, а скорее о быстром избавлении от потенциальной проблемы. Крестьяне щедро поливали бревна, повозки и трупы дегтем, чтобы добавить жару огню и заставить его разгореться еще быстрей. В конце концов Виктор кивнул, и кто-то из местных первым бросил в центр костра факел. Вслед за первым полетели еще несколько, разжигая пламя с разных концов.

Уже через минуту всем пришлось отходить назад, настолько сильно начал разгораться огонь.

— Куда вы теперь? — спросил Виктор местного старосту, одновременно притрагиваясь к мертвому телу — последнему, оставленному специально для него.

— Подальше отсюда. Раз до ваших краев нам не добраться, значит просто подальше, пойдем на запад, насколько сможем, пока уж совсем в болота не упремся. Будем есть лягушек, если придется, все лучше, чем оставаться. Думаете, вы первые обоз перехватываете? В том то и дело, что нет. Но если мертвецов подрезать еще позволяют — то ли глаза закрывают, то ли руки у них до всего не доходят, то обоз еще ни разу не прощали. Всех в округе через ворота пропустят, еще живыми, чтобы все перед смертью почувствовали. А некроманта вообще еще никто не успокаивал до вас, так что тоже…

— Через ворота? — переспросил Виктор.

— Вы действительно издалека, — кивнул староста. — Нет, я больше не спрашиваю, нельзя если вам этого говорить, то и не надо, тем более что вы нас спасли сегодня. Ворота есть в столице. Главные ворота Некроманта. На арку больше смахивает, чем на ворота. Те, кто под ними проходит, превращаются в нежить. Медленно. С болью. Говорят, кричат до одури. Так сильно иногда кричат, что у живых из ушей кровь идет. И такая говорят боль, что они, даже уже мертвыми кричать продолжают, не могут остановиться. Гвардия нынешнего короля, — староста презрительно сплюнул. — Так их и делают. Им сразу после превращения прямо к плоти доспехи прибивают, на голову, на плечи, на позвоночник. Ни пробить, ни убить. Хуже, может, только избранные — некро-рыцари, но тех хоть мало.

— А эти кто? Их, наверное, еще после умерщвления расплавленным оловом заливают? — встрял в разговор Брентон.

— Нет, хуже. Это вообще добровольцы. Те, кто победил на арене. Лучшие воины со всей страны. Обладают правом жить, обладают правом просить умерщвления. И умерщвление им даруется лично Им. Говорят, они после смерти, в отличие от остальных, становятся еще быстрее, еще сильнее, ну конечно — ни убить, ни пробить, ни заставить отступить.