Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

Потом ей пришла в голову еще одна мысль.

— А твои милые — когда они у тебя появляются, — они твои тайные места языками блудливыми обласкивают?

— Да, сударыня, — покорно прошептала Бауска и во внезапном приступе душевной стойкости выпалила: — Не то чтобы мы им — да, а они нам — обойдетесь. Честно, так уж честно.

О честности Красте приходилось задумываться нечасто, в особенности когда речь заходила о прислуге. Изящно очерченные ноздри маркизы гневно раздулись.

— Иди отсюда, убирайся! — велела она. — Почему вообще ты не за работой?!

Бауска вышла. Точней было бы сказать — вылетела ядром. Краста это едва заметила; отпустив служанку, маркиза тут же забывала о ней, покуда услуги Бауски не потребуются ей снова. Она подумывала отправиться в Приекуле и прогуляться по магазинам, но от этой мысли отказалась, а вместо этого приказала кучеру отвезти ее во дворец. Если уже она решила жаловаться на то, как идет война с Альгарве, изливать желчь на служанку не годится. Маркиза возжелала поговорить с солдатом.

Военное ведомство ей пришлось искать довольно долго. Во дворце она не могла просто распорядиться, как в своем поместье, — слишком многие из снующих по коридорам сами были дворянами, и отличить благородных от лакеев в роскошных ливреях не всегда было возможно. Чтобы никого не обидеть, Красте приходилось задавать вопросы вежливо — искусство, к которому она не испытывала склонности и не имела в нем опыта.

Наконец Краста обнаружила, что стоит напротив стола, за которым сидел весьма симпатичный офицер по имени, если верить табличке, Эрглю.

— Присаживайтесь, сударыня, прошу, — промолвил он, указывая на кресло. — Не желаете чаю? К сожалению, мне не разрешено предлагать вам более крепкие напитки.

Она позволила офицеру налить ей чашечку; маркиза без зазрения совести позволила бы любому и в любой обстановке прислуживать ей.

— И как изволите вас титуловать? — поинтересовалась она, потягивая горячий напиток.

— Ношу чин капитана, сударыня. — Улыбчивая учтивость Эрглю несколько поблекла. — Как и написано на этой табличке.

— Нет-нет-нет! — нетерпеливо перебила его Краста, пытаясь понять — возможно, военное ведомство потому так скверно показывает себя, что работают в нем идиоты? — Как вас титуловать , капитан?

— А! — Лицо Эрглю просветлело. «Может, он и не полный идиот, — подумала Краста в приступе того, что у нее считалось великодушием. — Может, всего лишь кретин». — Имею честь быть маркизом, сударыня.

— Какое совпадение! А я маркиза!

Краста улыбнулась. Возможно, Эрглю и кретин, но он ей ровня. И обходиться с ним она будет с той же вежливостью, которой заслуживал любой член ее круга, с вежливостью, которой не будет вознагражден даже самый пронырливый простолюдин.

— Должна сказать вам, — заметила маркиза, взмахнув рукой, — мы совершенно неправильно подходим к ведению войны.

Капитан Эрглю склонился вперед с выражением вежливого и почти искреннего интереса.

— Сударыня, — воскликнул он, — как бы я мечтал, чтобы вы прояснили мне этот вопрос! Наши лучшие генералы бьются над ним неделями и месяцами, но результаты были не вполне удовлетворительны.

— Слишком мягко сказано, — подхватила Краста. — Что нам нужно, так это нанести рыжеволосым варварам такой удар, чтобы они бежали перед нами, точно в древние времена. Не понимаю, почему это до сих пор не сделано!

— Теперь, когда вы выразили это столь ясно, я тоже не понимаю. — Эрглю полез в ящик стола и вытащил на свет несколько листов бумаги, перо и пузатую чернильницу. — Если вы соизволите одарить державу плодами своих раздумий, не сомневаюсь, вскоре вся Валмиера возблагодарит вас как свою благодетельницу и спасительницу. — Он указал на стол и кресло — весьма скромного вида, приставленные к ближней стене его кабинета: — Если вы будете так добры изложить свой стратегический план настолько подробно, насколько это в ваших силах, я смогу поделиться им с верховным командованием.

— Непременно!

Прихватив письменные принадлежности, Краста уселась за стол и уставилась на чистый лист с тем же остервенелым отчаянием, что преследовало ее в школе для благородных девиц. Она погрызла кончик пера и наконец записала: «Мы должны ударить по альгарвейцам изо всех сил. И там, где они этого не ждут» .

Она взялась было писать дальше, потом вычеркнула все лишнее. Еще немного погрызла перо. Вскочила на ноги и швырнула листок на стол капитану Эрглю.

— Уверен, — заметил тот, заглянув в ее записку, — что его величество король Ганибу будет благодарен вам за ваш сегодняшний вклад в дело победы.

— Ну почему я единственная во всей стране способна мыслить здраво?! — осведомилась Краста и, не дожидаясь ответа, направилась к своей коляске.

По пути маркиза заметила на пальце чернильное пятнышко, фыркнула в раздражении и стерла его.

Леофсиг обнаружил, что с течением дней если и не вошел во вкус сортирного наряда, то, по крайней мере, примирился с ним. Верно — работа была тяжелая и грязная, но не тяжелей, чем рубить дрова или исполнять любую другую повинность по лагерю. Как альгарвейские охранники, так и фортвежские командиры с удовольствием сделали из юноши показательного фортвежца в каунианской команде золотарей.

Леофсиг старался воспользоваться положением как мог. Его каунианский со школьных лет изрядно заржавел. Когда юноша поначалу пытался заговорить на древнем наречии, светловолосые его товарищи обыкновенно с улыбкой переходили на фортвежский. Однако Леофсиг не отступался. В темноте за урожденного каунианина его и теперь нельзя было принять, но юноша понемногу освоил даже желательное наклонение, не дававшееся ему, даже когда учителя прохаживались по спине Леофсига розгой.

Помогло ему войти в общество кауниан-заключенных и то, что их с Гутаускасом койки в бараке стояли рядом. А больше того — нескончаемая вражда с Мервитом. Если Мервит называл юношу любителем чучелок, тот относился к оскорблению как к похвале.

Однажды, когда Леофсиг закапывал вонючую выгребную яму, к нему подошел Гутаускас. Серо-голубые глаза каунианина весело поблескивали.

— Знаешь, — заметил он легкомысленно, — стоялая моча хорошо отбеливает. — В школе Леофсига не учили, как будет по-кауниански «моча»; заключение в лагере для военнопленных расширило его кругозор во многих отношениях. — Может, стоит отбелить тебе волосы? — продолжал Гутаускас. — Как думаешь, станешь ты от этого похож на нас?

— О да, без сомнения! — отозвался Леофсиг и указал на полузасыпанную канаву. — А от дерьма, — еще одно слово, которому его не учили в школе, — твои волосы потемнеют. Станешь ты похож на фортвежца, если я тебя сейчас в выгребную яму окуну?