Анна Инская - Верни нам мертвых

Я бы лучше сказала, что в Ударе-Молнии жили два демона, и они между собою не могли найти согласия! Одна половина Удара-Молнии была снедаема жаждой повелевать всей деревней. Всей округой. И всем миром, если получится. Эта половина Удара-Молнии была совсем как грозный Сын Бури из сказки про золотое веретено. Тот самый, который некогда повел войско послушных ему великанов в бой против небесных дев на крылатых конях. А другая мужнина половина была как лентяй Бубефа, тоже из этой сказки, который всю битву проспал, и проснулся только когда ему приснилось, что пора обедать. Вот так и Удар-Молнии! Хотел, чтобы в деревне считали его за главного на небе и на земле. Но сам что-то делать ленился, поэтому и опирался на нас с Семью-Зверями, как старик на две клюки. Я пугала людей, а Семь-Зверей собирала дары.

Когда Семь-Зверей была дома, влюбленный Удар-Молнии терся об нее, как вшивый лось об елку. А когда она уходила, он садился у очага и кричал ей вслед:

— Скажи деревенским дурням, пусть принесут нам в дар медку! Пусть принесут нам в дар молочного поросеночка! Пусть принесут нам покушать все вкусное, что у них есть.

Я подумала, что таким людям, как он, бессмертие наверное и не нужно. Что бы они стали делать после того, как поели бы всех поросят на свете? С этими низменными обжорами я разговаривать перестала. А ни с кем больше говорить они мне не дозволяли. Я же боялась прогневить их. Когда на белом вечернем небе показывала свой лик золотая луна, и жители деревни шли домой с полей и пастбищ, я в одиночестве ходила по опустевшим лесным опушкам, вдоль межевых камней. Кричала что я не ведьма, плакала и не знала, у кого просить помощи. А люди боялись меня и несли южные золотые монеты настоящей колдунье. Семь-Зверей пробивала в них дырки и нанизывала монетки на шнурок из оленьих жил, чтобы получилось звонкое золотое ожерелье. Всякий раз, когда она прибавляла к ожерелью столько новых монет, сколько пальцев сразу вместе на ногах и руках, она давала ожерелье мне и посылала меня торговаться с эхом. Я должна была договориться самым голосистым эхом в наших краях, с тем эхом, которое жило в холме Потерянных Овец.

Я шла к холму, а Семь Зверей затаивалась в кустах. Ведь она боялась идти полем, под солнцем. Их колдовское племя боится солнца и голубого дневного неба. Я подходила к холму Потерянных Овец с монетами Семи Зверей, низко кланялась эху, и от себя добавляла просьбу сделать, как эта ведьма хочет, чтобы она наконец отпустила меня. Но наверно золота было мало. Или Эхо не думало, что Семь Зверей самая прекрасная, а врать не хотело.

Я думала, что лучше бы заплатить эху, чтобы оно кричало о том, что делают тайком Семь Зверей и Удар Молнии. Чтобы другие люди их остерегались. Но золото есть только у таких, как Удар Молнии и Семь Зверей, а не у нас простодушных бедняков. Видно поэтому эхо до сих пор и не кричит про злодеяния злодеев и обманы обманщиков.

Так и стояла я у холма с монетным ожерельем в руках и горестно смотрела в бескрайнее небо. И спрашивала я себя: отчего племя колдунов так его боится? Может быть, заметили они, как умирающие в отчаянии смотрят в небеса? Вот и думают, что люди эти ждут помощи оттуда. А еще в одном племени говорят, что после смерти человек становится ястребом и улетает в заоблачную страну. Может быть, колдуны боятся, что убитые ими соберутся в стаю, ринутся назад к земле и растерзают их? Но все знают, что умерший уже вовек не вернется, и что с неба помощи не приходит. Если Семи Зверям это не ведомо, то пусть не говорит что она умная, а я нет.

Солнце восходило над холмом Потерянных Овец, и я высоко поднимала златое ожерелье. Ибо желала всем сердцем, чтобы монеты сияли ярче и чтобы привередливое Эхо польстилось на них. А Семь Зверей сердито высовывала нос из кустов и грозила мне тяжелым кулаком. Видно боялась, что я договариваюсь не с Эхом, а с небом и солнцем, и не за нее, а против.

Потом я ходила уже с ожерельем и мешком. Потом с ожерельем и двумя мешками. Но видно и этого Эху было мало! Я же устала таскать все это великое богатство через поле и наконец осмелилась сказать Семи Зверям:

— А может быть Эху нужна куча монет высотой с холм Потерянных Овец, в котором оно живет?

Я надеялась, что она оставит свою затею. Но не такая женщина была эта Семь Зверей. Она стала обвинять меня, что мол из Ифри ведьма никчемная. Никому она не страшна, поэтому и денег нам почти не несут.

Она стала поучать меня, как должна вести себя настоящая колдунья. Сначала она стала учить меня делать вид, что ничто не может ни удивить, ни испугать, ни опечалить меня. Она подносила к моему лицу горящую головню, но требовала оставаться неподвижной и улыбаться. Неожиданно выхватывала нож и приставляла к моей груди. Если я вздрагивала, била меня по ребрам. Если я не улыбалась при этом, она снова била меня.

Но она могла бы и не наказывать меня. Я сама охотно училась. Умение улыбаться в любых обстоятельствах — сила женщины. Пришел день, когда Семь Зверей родила крепкого красивого сына. Сердце мое разрывалось от воспоминаний о моем собственном ребенке и от мыслей том, что детей у меня может быть никогда не будет. Но я была спокойна и улыбалась, как величайшая из ведьм, у которой сердце из камня, а глаза не умеют плакать. Я верила, что теперь Семь Зверей будет довольна. Но она нахмурилась, глядя на меня. Потом она сказала:

— Ничему ты не научилась. Все делаешь так, а получается все равно не так. Ты стала другой, но страшнее не стала. Учись ходить так, чтобы встречное людье знало: не посторонятся — растопчешь, не опустят глаза — сомнешь! Учись облизывать губы так, будто ты съешь того кто тебе почтения не окажет. Учись смеяться так, чтобы их внутренность содрогалась от твоего хохота. Быстро учись. Иначе ужасно побью тебя.

Я сказала ей:

— Ну подумай, Семь Зверей: у меня же будет побитый вид. А разве можно побить злую ведьму? Не получается у меня иметь ведьмин вид потому, что я не понимаю, какие вы, колдуны, изнутри. Неведомо мне, чем отличаетесь вы от всего рода людского. Поэтому и вести себя так, как вы, я не могу. Получается из меня заяц, который в медвежью берлогу залез! У вас колдунов есть какая-то тайна. Вы не такие, как простые люди. Я это сердцем чую, да умом не понимаю. Ты мне объясни. И тогда уж я всю деревню перепугаю тебе на радость.

Мы сидели на бревне, в сумерках, и я увидела, что Семь Зверей задумчиво нахмурилась… Видно ей тайну рассказывать не хотелось, но гора золота ее манила и томила… Наконец ведьма прошептала:

— Я раскрою тебе тайну о том, чем колдуны отличаются от вас. Но если ты кому-нибудь перескажешь — буду мучить страшно. А теперь слушай…

Она даже рот открыла от волнения, да и я наверное тоже разинула, в ожидании страшной тайны-то! Семь-Зверей прошептала еще тише: