Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

Всё готово.

Оставалось только ждать.

Через две минуты все пять умрунов, один за другим, вышли на улицу, сбросили на ковер свою пылящую белым добычу и снова исчезли в дебрях склада.

Значит, теперь у него в запасе на всё — про всё была еще минута.

Глубоко вдохнув и выдохнув, успокаивая бешено колотившееся в груди сердце, охотник выпрямился во весь рост, прищурился, прицелился и запустил самой большой картошиной на крышу облюбованного склада так, чтобы она не скатилась на землю, а уперлась в легкую дырявую железяку.

Костеевец забыл мерзнуть и насторожился.

Второй метательный снаряд через секунду угодил в жестяной треугольник со стертыми дождями и временем буквами.

Недаром односельчане его звали Пашка-без-промашки: обе картохи поразили цель идеально.

Вывеска покачнулась и мерзко заскрипела.

Офицер подскочил, выставил вперед руку с мечом, и крадучись, как будто его шаги по грязи могли быть слышны на другом конце города, или квартала, двинулся к источнику подозрительного шума.

Пашке только этого и надо было.

Словно подброшенный пружиной, он вскочил и бросился к самому дальнему из ковров.

Несколько ударов ножом — и настала очередь второго ковра, за ним третьего…

Заслышав еще более подозрительный шум — и снова у себя за спиной — офицер начал было оборачиваться, как вдруг старый кусок прогнившего железа сдался под напором рекордного урожая матушки Дно и со скрежетом заскользил вниз по ребристой оцинкованной крыше.

Офицер, разрываясь между двумя фронтами, отважно предпочел легкому шороху, вероятно производимому бродячей кошкой или приблудной дворнягой, вполне конкретный и грозный грохот железа, и с мечом наперевес подпрыгнул, уцепившись за желоб действующий, чтобы выяснить, кто прячется на крыше и убедить его впредь так не поступать.

И тут обломок ржавого желоба, который вполне можно было бы использовать в качестве решета или дуршлага, достиг, наконец, края крыши, к которому толкала его бесцеремонная картофелина, и хотел уже отправиться в последний путь в бурые заросли сухой лебеды у стены родного сарая…

Но дорогу ему и его приятельнице картошке преградила голова командира фуражиров.

"Дзень!" сказал желоб, "Шмяк!" сказала картошка, "Все сюда!!!.." — сказал офицер, и вся компания приземлилась в грязь, офицером вниз.

Немного поразмыслив, к веселому обществу присоединился и выдранный из своих крюков новый желоб, звучно огрев нарушителя своего спокойствия и равновесия по рогатому шлему.

Но всё кончилось хорошо.

Офицер, размахивая во все стороны мечом и пиная перед собой воздух ногой, сумел продержаться до подхода подкрепления.

Приход подкрепления напугал незримого, но доказавшего свою опасность врага, и тот исчез, как Снегурочка в хлебопекарне.

Пашка, уткнувшись в коленки, давился и кис от беззвучного смеха за своей бочкой.

Дело было сделано.

Оставалось только ждать, кто первый.

Первыми успели закончить погрузку краденного умруны.

Довольным взглядом окинув гору мешков и бочонков с мукой и крупой, громоздящихся на всех трех коврах повышенной грузоподъемности, офицер пристроил сломанный замок обратно в петли на двери разграбленного склада, чтобы, когда они вернутся сюда в следующий раз этой ночью, всё выглядело как и должно и ни один случайный прохожий не поднял тревогу [189] Или не довершил начатое. , занял свое место на головном ковре и дал команду на взлет.

Один за другим, три ковра тяжело оторвались от земли…

В переулке послышался топот множества ног, явно оказавшихся в этом заброшенном ночью районе города не просто так, и звон железа.

— Вон они, вон они!..

— Стой!..

— Держи их!..

— Лови их!..

Но ковры уже были вне пределов досягаемости даже самой длинной алебарды в руках даже самого высокого дружинника.

Самое время позлорадствовать перед тем, как оставить этих бедных людей бушевать и кипеть в собственной желчи на грязной темной улице, решил офицер.

Не всё им нас бить.

— Ну, что, проспали, вояки-забияки? — свесил голову в рогатом шлеме, однажды сегодня уже спасшем ему жизнь, самодовольный рейдер. — Ну, давайте! Покричите, попрыгайте, повопите!.. Дармоеды! Идите лучше похвастайте вашему командиру, как вы прохлопали полторы тонны хлеба и овса! Из-под носа у вас их увели, из-под самого вашего сопливого носа! Нате, утритесь!..

И вниз с флагманского ковра полетела какая-то грязная тряпка.

— У-у-у-у, гады!!!.. — взревели дружинники, но разве их, супостатов, теперь достанешь…

— Валите, дрыхните дальше, бестолковый сброд! Ждите нас утром, открывайте ворота! Пока! — помахал им на прощанье рукой в кожаной краге офицер и выкрикнул приказ своим умрунам трогаться в путь.

Дружинники бессильно взвыли, потрясая бесполезным оружием, как вдруг над их головами раздался треск.

Многоголосый треск, если быть точным, сопровождаемый испуганным воплем только что насмехавшегося над ними голоса и бомбардировкой крыш и проулка мешками, бочками, шестоперами, умрунами и офицером.

— Ага!!!.. — мстительно возопили лукоморцы, и с алебардами и веревками наперевес бросились собирать посланный небесами урожай.

— Марфа с вами? — выскочил из-за угла худощавый парнишка в овчинном малахае и с колчаном.

— Пашка?.. — донеслось откуда-то сверху.

— Тетка Марфа!.. Я здесь!..

— Пашка, ты цел, поросенок? — с беззвездного неба на освещающего весь квартал своей счастливой улыбкой охотника обрушилась ведьма из Пятихатки. — Что ты с ними сделал? Не ври, я знаю, это твои штучки!..

— Да ковры им прорезал вдоль шва, так им и надо… — отмахнулся стрелок, схватил ведьму за руку и быстро потянул вместе с метлой, как шарик на веревочке, к взломанному сараю. — Иди, тетка Марфа, посмотри: они, подлецы, кажись, сторожа порешили! Но, может, жив еще?..

— Я его посмотрю… не беспокойтесь… я всё с собой прихватил… — задыхаясь и отдуваясь, откуда-то из темноты выскочил чернобородый мужичок с мешком, подписанным корявыми красными буквами на фоне белого круга "ЛАЗОРЕТ" и рысью помчался к складу.

На бегу он оглянулся и крикнул:

— Больше раненых нет?

— Если эта костяная морда прямо сейчас не слезет с фонарного столба — точно будут, — донеслось насмешливо-сердитое откуда-то из темноты.

— Будут — приноси… — выкрикнул чернобородый и скрылся в просторах разграбленного склада.

— Принесу уж я гада… вперед ногами… — прорычал уже другой голос, раздался тонкий вскрик и звук падающего в застывшую грязь тела [190] Чуть ранее неосторожно попавшего в радиус поражения самой длинной алебарды в руках самого высокого дружинника. .

— Вот то-то, — одобрительно рассмеялся первый голос, и отряд, видя, что финита ля комедия, занялся связыванием философски дожидающихся своей очереди умрунов и сбором отбитого добра.