Евгения Прокопович - Вершина мира. Книга первая

Есть, конечно, вероятность, что я ошибаюсь, и медальон попал к нему случайно и он, как ворона, таскал блестяшку за собой. Но верить в это как-то не хотелось. Решив, что не усну, пока не узнаю, откуда у него эта вещица, пошла его будить.

Толкнув дверь в его комнату, я нерешительно остановилась на пороге. Свет из гостиной тусклым пятном высветил обстановку комнаты, разогнав по углам темноту. Влад спал, свернувшись калачиком поверх одеяла. Стоит ли мое любопытство его сна? Конечно, не стоит, все расспросы вполне могут подождать утра. Я уже собралась потихоньку убраться, как Влад шевельнулся и сел на кровати, будто и не спал вовсе.

— Привет, — тихо проговорила я, не придумав ничего лучшего, — мне нужно с тобой поговорить.

— Да, я понимаю, — спокойная обреченность в его голосе удивила. Я постоянно забывала, с кем имею дело.

Влад стянул с плеч пижамную куртку, опустил ее на пол, туда же отправились и штаны. Он вытянулся на кровати лицом вниз, сцепив ладони на затылке. Я тряхнула головой, не совсем понимая, что все это значит, а когда поняла, стало обидно. Я нащупала выключатель, заставив потолок слабо светиться. Присев на край кровати дотронулась до изуродованного плеча, вызвав волну дрожи.

— Ни черта ты не понимаешь, — вздохнула я, погладив Влада по спине, — я действительно пришла просто поговорить.

— И что, воспитывать не будешь? — недоверчиво буркнул он в подушку.

— А что — надо? — хмыкнула я, осторожно расцепляя мужские пальцы, Влад лишь неопределенно передернул плечами. — Ты меня боишься? — я заставила его повернуться и посмотреть на меня.

Влад кивнул, отводя глаза. Хоть не соврал и то ладно. Я помолчала, не зная, как убедить его в обратном. Нет, ни черта он сейчас не поймет, придется набраться терпения и ждать.

— Слушай, я вот чего пришла, — я выудила из кармана медальон, и, удерживая за цепочку, покачала у парня перед глазами, позволяя хорошенько рассмотреть, — откуда…

— Я не крал, — быстро прервал он меня.

— А я и не говорю, что ты крал, — обиделась я, — я просто хочу узнать, откуда он у тебя, только попробуй припомнить точно, для меня это очень важно.

— Я не знаю, — пожал плечами Влад, — он всегда был у меня, сколько себя помню…

— А сколько ты себя помнишь? — больше у себя, чем у него спросила я, не надеясь получить ответ. Парень вновь пожал плечами и ткнул в первое клеймо, сказал:

— Вот столько.

— Ты помнишь, как тебя продавали? — спросила я, внимательно рассматривая кружочек на его коже.

— В какой раз? — озадачился он.

— В самый первый.

Влад задумался, я молчала, боясь спугнуть удачу.

— Про самый первый раз я не помню, — сказал он, наконец, — зато я помню, как ставили первое клеймо, я был ребенком, и было очень больно, но тебе, наверное, не это интересно. Извини.

— Да причем тут ты, — вздохнула я, — глупо было надеяться, что все так просто получится…

— Что получится? — проявил он живой интерес.

— Я тебе потом как-нибудь объясню, — пробормотала я, — а сейчас залазь под одеяло и спать.

Выключив свет, поплелась к себе, оставив двери открытыми, на тот случай, если ему опять приснится кошмар и мне придется бежать будить парня. Ждать, что он сам придет ко мне, вместо того чтобы мучиться в темноте, дело зряшное. Он еще не настолько мне верит. Страх перед ним куда-то пропал, осталась лишь едва уловимая жалость. Я не знаю, как наша жизнь сложится дальше, но сейчас стало ясно одно — я за него любому глотку перегрызу!

Сидя в рабочем кабинете, я просматривала записи, что скопились у меня по Владу. Нужно хоть вид сделать, что я занимаюсь диссертацией.

То, что еще пару месяцев назад казалось увлекательным и интересным обернулось нудной рутиной, от которой сводило зубы и хотелось лезть на стену. На языке чиновников это называется красивым словом адаптация. А на деле — натаскивание взрослого мужчины основам поведения в нормальном обществе. С оговоркой, что общество, в котором я живу можно принять за норму.

Пользование столовыми приборами, одежда и основы этикета. Всего-навсего? Но порой казалось, что эта вершина непреодолима. В медицине есть диагноз имбицильность, больной способен произносить звуки, осваивать простейшие навыки, но при этом слабо обучаем. Диагноз подходил Владу, как влитой! Я злилась, я знала, что это не так и во всем винила себя. Временами проскальзывало ощущение, что он надо мной попросту издевается. Я гнала эти мысли прочь, поскольку они тащили за собой уж вовсе крамольные, что мои предшественники правы и физическое наказание имеет под собой веские основания. Размахивать плеткой я не буду, по крайней мере, не вижу пока к этому достаточных поводов, но надавать подзатыльников в самый раз! Но я сдерживалась, понимая — ни к чему хорошему это не приведет. Самое малое откинет на месяц, а то и на два назад, а мы и так двигались вперед с черепашьей скоростью.

Он напоминал мне клоуна на базарной площади, балансирующего на цилиндре — никогда не знаешь, куда его качнет в следующий миг. Мне никак не удавалось приспособиться к его поведению. То он был тихим и послушным, выполняя все мои требования, то выкидывал что-нибудь в духе первого дня знакомства, когда во что бы то ни стало, старался от меня улизнуть. Терпение, напоминала я себе, и только терпение! Но, Боже, как это тяжело!

Жизнь превратилась в сплошную череду 'не'. Не горбись, Не чавкай, Не расставляй на столе локти, Не обнимай тарелку — не отнимут! И все в том же духе. А еще — ложку держат в пальцах, а не в кулаке. Вилку в левой руке, нож в правой. Сперва предложи окружающим, а уж после возьми сам. Здравствуйте, до свидания, пожалуйста, спасибо (господи, я с ума сойду!!!). И бесконечное — Я не слышу! — если забыл сказать что-то из этого перечня. Вика посмеивалась над моими страданиями, говоря, что я скорее выработаю у Влада рефлекс к этому самому 'Я не слышу', чем сумею добиться осознанной вежливости. Я лишь уныло закатывала глаза.

Но все неудобства и трудности искупились самой первой улыбкой. Я ругала его за какой-то мелкий проступок, злилась, эмоционально всплескивала руками. Он сперва перепугался, потом успокоился, стал с интересом разглядывать, чем еще больше подхлестнул мой гнев, так, что я едва ли ногами не топала. А потом улыбнулся робкой, застенчивой улыбкой и… и я, задохнувшись, замерла, совсем забыв, что еще мгновение назад лютовала, боясь спугнуть чудо. Парень оттаивал.

Когда он осознал, что может невозбранно пользоваться библиотекой моя жизнь стала не в пример спокойнее. Как-то я заглянула в приоткрытую дверь его комнаты и увидела Влада, низко склонившегося над книгой. Он был настолько поглощен чтением, что на мой тихий стук не обратил внимания. Я сделала несколько шагов по направлению к нему, заинтересовавшись, что так могло увлечь молодого человека. Положив руки на его плечи, я заглянула в раскрытую книгу.