Марина Ефиминюк - Магические узы

− Господи, − пробормотала я, запрыгивая на подоконник, − только не сейчас! Ну, пожа-луйста!

Внизу замаячила крыша пристройки, и, не сомневаясь ни секунды, я спрыгнула вниз. Ветхие черепицы лопнули под каблуками, и от грохота зазвенело в ушах. Не устояв, я шлепну-лась и, прокатившись пару сажень, распласталась на спине. Сверху раздалось глухое рычание, заставившее мгновенно вскинуться. Я не успела вскочить, как аггел, размазавшись в единую линию, сиганул вслед за мной.

Скользя ботинками, я поднялась и бросилась к краю, сама не понимая пока, что собира-юсь сделать.

И снова холодная звездная ночь померкла, а над головой вместо черного неба появился высокий потолок…

… − Она считает, что я хочу ее убить! − резко произнесла я голосом Богдана, и сжалась в ужасе. Мне засосало в голову собственного старшего брата, и внутри отбивала набатом невы-носимая злость!

Богдан быстро шел по длинному скудно освещенному коридору со стенами, затянутыми переливавшимся шелком.

− Птаху сложно переубедить в чем-то. Она решила, что ты охотишься за ней из-за брас-лета, − раздался рядом голос Ратмира.

Я испуганно замерла, превратившись в крошечную точку. Голова Богдана резко дерну-лась, глаза скользнули по сосредоточенному лицу Ветрова старшего, идущего с моим братом плечо к плечу. От одного короткого взора меня, вернее, Богдана перекосило, и волна едва кон-тролируемого бешенства, поднявшись из живота, обожгла грудь.

− Это откуда ж ты ее так хорошо узнал, Ветров, если неделю назад и не подозревал, что у меня есть сестра? − процедил он, и мне захотелось завизжать от переполнявшей брата нена-висти. − Ты мне, конечно, друг, но, проклятье, это же моя младшая сестренка, моя Ведка! Не смей ее цеплять! У нее нормальная жизнь, какой нам с тобой, Ветров, вовек не видать! − от на-глой лжи затрясло от возмущения.

Нормальная жизнь − это когда днем работа, на обед пончики, а вечером семейный хоро-вод? Признаться, еще седмицу назад я сама мечтала вернуться в привычный круг, но теперь-то все изменилось.

− Ясно, − раздался лаконичный ответ, показавшийся брату оскорблением.

− Когда ты говоришь таким тоном, − взвился он, − я чувствую себя дебилом! Я говорил тебе уже, что запрещаю даже коситься в сторону Ведки!

Ветров промолчал, и Богдан свирепо глянул на него, захлебываясь раздражением. В этот момент, затаившись на краешке сознания брата, я во все глаза рассматривала Ратмира и не узнавала, ведь его и в обычные дни бесстрастное лицо теперь вовсе походило на бездушную маску. Челюсти сжаты, а желтые глаза с огромным зрачком, расширившимся от полумглы, казались мертвыми и страшными.

− И чего ты молчишь? − прошипел Богдан.

− Ни хрена ты не знаешь своей сестры, − хмыкнул Ветров в ответ, и в этот момент две руки, брата и Ратмира, одновременно толкнули створки высоких дверей. Изнутри хлынул бе-лый неживой свет, и меня ослепило…

… Я снова стала собой, и поняла, что болтаюсь тряпичной куклой, перекинутой через плечо вновь пленившего меня аггела. Под его сапогами хрустела черепица, и мощную фигуру неустойчиво шатало. Вокруг разливалась холодная темнота, и тюремщик, осторожно ступая, громко пыхтел. Его рука прижимала меня, стараясь удержать в одном положении, отчего желудок до боли сдавливало.

Стараясь освободиться от цапкой хватки, я взвизгнула и задергалась из последних сил. От неожиданности аггел выпустил меня, роняя на крышу. Не давая очухаться от головокружи-тельного падения, он, свирепо рыча, вцепился в мое запястье, где под рукавом прятался брас-лет. Мое сердце ухнуло, а беспощадный противник остолбенел. Его еще секунду назад скор-ченная физиономия разгладилась, сошедшиеся у переносицы брови разошлись, взгляд стал бес-смысленным. В изумлении я хлопнула ресницами и просто сказала:

− Отпусти.

Горячие пальцы с черными ногтями мгновенно разжались, и, шипя, я растерла руку. Аг-гел стоял передо мной истуканом, вытянув руки по швам и ссутулившись. В нем не осталось ни капли кровожадности.

− Покрутись, − изогнув брови, приказала я, и тот послушным ягненком повернулся во-круг своей оси, а потом замер, ожидая следующего веления. Похоже, сейчас по моему приказу он был готов даже спрыгнуть с крыши или станцевать польку.

Тут все встало на свои места. Однажды Док сказал, что аггелы очень тонко реагируют на черную магию и подчиняются ей. Прихвостень Златоцвета коснулся браслета, а потом его мозги, если, конечно, они у него имелись, отрубило. Господи, да если бы я раньше знала о столь полезном побочном эффекте побрякушки, то сама со всеми похитителями поздоровалась бы за руку! Интересно, насколько хватит магического импульса?

− Подержись, − протянула я руку, и пальцы аггела очень трепетно сжались на браслете, словно боясь сломать тонкие косточки запястья. — Отпускай.

Противник и не думал сопротивляться.

− Лихо одноглазое, выведи меня из особняка, − скомандовала я, не веря собственному счастью. Все оказалось настолько просто, что захотелось петь от радости и хлопать в ладоши, а заодно расцеловать похитителя в обе горячие щеки.

Беспрекословно подчиняясь, он побрел к разбитому окну, и длинный хвост волочился за ним безжизненной змеей. Я едва подавила в себе мстительное желание хорошенько его отда-вить.

С превеликой осторожностью аггел помог мне забраться обратно в комнату, а потом не-мым телохранителем повел по пустынному коридору к широкой полукруглой лестнице, крыльями сбегавшей в огромный холл. С потолка на толстых цепях спускалась старинная люстра, и внутри плафонов в форме рожков бились мелкие шарики света. Свобода маячила совсем близко, всего в паре десятков ступенек. Я занесла ногу и исчезла…

… За большим красного дерева столом сидел незнакомый мне, но прекрасно известный Богдану мужчина с опрятной аккуратно подстриженной бородкой и в дорогом костюме-тройке. В темных волосах серебрилась заметная седина. Он смотрел на меня, боже мой, конечно, на моего старшего брата с усталым пониманием.

Вокруг пахло пылью старинных фолиантов, и витал едва уловимый аромат вишневого табака. Кабинет утопал в ярком свете, и блики играли на стеклянных витринах книжных шка-фов. Окна закрывали темные портьеры, пряча присутствовавших в комнате от любопытных взоров с улицы. На стене над головой у мужчины переливался знак четырехлистного клевера, а ниже вилась надпись на языке аггелов. Я не знала латыни, зато Богдан свободно разговаривал на ней, а потому смысл фразы мне открылся тут же: 'Мы всегда стремимся к запретному и же-лаем недозволенного'.

− У нас может возникнуть проблема, − произнес мужчина. Похоже, меня перекинуло к брату уже в середине беседы.

− Говори, − резкий голос Ратмира вновь заставил меня вздрогнуть. Мне отчаянно хоте-лось увидеть его, но Богдан разглядывал Свечку, которая с язвительной торжествующей ус-мешкой на ярко накрашенных губах, стояла позади стула хозяина кабинета.