Элисон Бэрд - Архоны Звёзд

— Да, я здесь, — сказал он, обнимая ее. — Мне дозволено вернуться, чтобы тебе помочь. Архоны знают, что я здесь нужен. И ты звала меня мысленно, ночью и днем. Этот зов не хуже любого другого.

Он был настоящий, твердый на ощупь, наполненный живым теплом. Она зарылась лицом ему в плечо и заметила, что повторяет его имя, снова и снова — как повторяла во снах, когда думала, что он мертв. Боль, которая жила в груди, будто поднялась к горлу и вылилась наружу в голосе.

— Когда я думала, что ты погиб, погиб навсегда, я… я не знала, как дальше жить!

И с этими словами выпущенная боль растаяла в воздухе.

Он отпустил ее, потом увидел, что ее шатает. Взяв за руку, он отвел ее к валуну. Она села на камень, и он рядом с ней.

— Прости, что доставил тебе такое потрясение. Ты ведь так вымоталась. Я знаю, что здесь ночью было.

— Я должна была что-то сделать, — ответила она тихо. — Иначе плохо пришлось бы элеям. Но я не хотела такого, и мне отчаянно жаль погибших людей. Это была не их вина — я говорю о зимбурийцах, хотя и моругеи вряд ли пришли сюда по своему выбору. Их послали вожди. Зимбурийцы просто хотели уйти из своего мира и жить. И это ведь только начало. Если надо освободить Меру и разгромить Омбар, то придется драться еще и еще. И убивать. Но ты победил иначе. Ты обратил убийство против него самого, сдавшись ему, — и тем победил.

— Не любую победу можно одержать таким способом. Но ты права: можно найти другой путь к миру, которого ты хочешь. Тебе легче будет, если мы поговорим об этом? — спросил он. — Может быть, вместе мы найдем решение…

Она снова отвернулась.

— Нет ничего, что ты мог бы сказать. Я обречена своей судьбе, и знаю это, и я с этим смирилась. Но я рада, что ты снова со мной, Дамион.

Он ничего не говорил, просто обнимал ее за плечи и молчал с нею. Потом она заговорила опять:

— Я знаю, что именно это я должна делать. Мне это ненавистно, но я думаю, наконец-то мне понятно, зачем это нужно. Ана мне давно говорила, что я не должна повторять ее ошибку. Мандрагор страдает и может заставить страдать других, а когда он был истинным паладином, он бы этого не пожелал. И если враг пытается им завладеть, то это будет доброе дело… освободить его.

Синие глаза обернулись к ней, глядя испытующе.

— Но ты все же колеблешься? Из сочувствия? Из жалости?

— Нет, не из жалости. — Лгать ему она не могла, — Ты знаешь историю с любовным зельем, Дамион. Но ты не знаешь, что я… что у меня было какое-то чувство к нему еще до этого. Не то, что к тебе, но… — она замолчала.

— Ничего не надо говорить. — Он накрыл ее руку ладонью. — Я понимаю.

— Да? Понимаешь, это было другое. С тобой я чувствовала твою сущность — твою внутреннюю силу. Ты был таким цельным, таким совершенным, мне нечего было тебе дать . И за это совершенство я тебя любила. А Мандрагор — в нем я ощущала пустоту, жажду. Я думаю, меня заманила мысль о том, что я нужна, что я могу отдавать .

Он чуть от нее отодвинулся, лицо его стало задумчивым.

— Понимаю.

— Тебе не неприятно?

— Неприятно? Конечно, нет. Ты чувствуешь то, что чувствуешь, и ко мне это отношения не имеет. Если тебе дать выбор, ты выберешь того, кому ты нужна больше. Это твоя суть, Эйлия, и иной ты быть не можешь.

— Но я же люблю тебя, Дамион. С той минуты, как увидела тебя впервые — хотя на самом деле не впервые, я скорее узнала тебя по нашим прошлым временам — в Эфире, — хотя ничего не помнила. И я уйду с тобой обратно в Эфир, когда все это будет позади. Обещаю.

— Тебе не надо уходить, — сказал он, — разве что ты на самом деле этого хочешь. Низшее Небо тоже красиво, и ты так мало его пока видела. — Он заговорил тише: — Ты ведь хочешь остаться?

Эйлия закрыла глаза.

— Да, наполовину. Моя смертная половина этого хочет. Я изменилась, когда родилась. И часть моей души всегда будет рваться в эту плоскость — она чудесна.

— Да, — согласился он, и глаза его смотрели на нее, проницательные и внимательные. — Чудесна.

Йомар и Лорелин шли обратно по плотным зарослям и тревожились. Эйлия была одна уже больше часа. Если враг ее застигнет врасплох, то сможет нанести вред.

Приблизившись к поляне, они остановились, услышав голоса. Эйлия с кем-то говорила — но с кем? Йомар вдруг напрягся, прислушался. Глаза у него округлились, и он бросился через заросли, не разбирая дороги, Лорелин за ним.

На поляне стояла Эйлия, и рядом с ней высокий светловолосый человек, настолько знакомый, что Лорелин с Йомаром пошатнулись, остановившись.

Первой заговорила Лорелин, почти беззвучно;

— Дамион? Дамион! Это правда, он жив!

Йомар смотрел.

— Нет. Иллюзия. Как тот лев. Мы хотим, чтобы он был здесь, и потому его видим…

— Ни то ни другое. — Эйлия повернулась спиной к человеку с лицом Дамиона. — Когда-то ты уже обманул меня, использовав облик Дамиона. И сейчас ты тоже это сделал — но я догадалась, кто ты, когда ты заговорил о Низшем Небе.

Облик Дамиона на глазах растаял и изменился. На поляне стоял Мандрагор. Лицо его осунулось, как у трупа, покрылось болезненной бледностью. Лицо человека, который выдержал пытку не только разума, но и тела. Ногти его стали длинными изогнутыми когтями, какими естественно стремились расти, глаза горячечно блестели.

— Я пришел, — сказал он, — дать тебе последний шанс.

Йомар и Лорелин бросились к Эйлии, выхватывая оружие. Но Трина Лиа не шевельнулась, не отвела взгляда от Мандрагора.

Мандрагор тоже глядел на нее, и снова потоком всколыхнулись в нем эмоции, грозя захлестнуть с головой. Он ощутил последний шанс сохранить свою свободу, последнюю возможность сойти с пути, грозившего уничтожением им обоим. Если бы только она его услышала! Она сильна, она могла бы спасти его от демонов и их зловещих планов.

— Я не совсем тебя обманывал, — продолжал он. — Дамион жив. Его мать была из архонов, и зимбурийский жрец не мог его уничтожить. Он теперь обитает в плоскости Эфира.

— Да, — ответила она ровным спокойным голосом. — Я знаю, потому что видела его там.

— Тогда ты знаешь, что твое основное против меня обвинение неверно. Я не был причиной смерти твоего друга. И этих я тоже не трону. — Он показал на Лорелин и Йомара. — Ты видишь, что я не несу тебе злой воли.

Йомар стиснул стальной меч, жалея, что клинок не из чистого железа. Он не мог бы противостоять чародейству, которое обрушил бы на него этот колдун, в его распоряжении были только слова.

— Ты все равно бросил нас погибать в руках Халазара. У нас с Лорелин есть к тебе счеты.

— Халазар меня ослушался. — Мандрагор обращался к Йомару, но не отводил золотистых глаз от Эйлии. — Он убил моих стражей-гоблинов и послал вас на смерть, но за свои злодеяния он расплатился…

— А ты нет, — перебила Лорелин, наступая на него с адамантиновым клинком.