Наталия Ипатова - Король-Беда и Красная Ведьма

— Эй! — притворно удивился Рэндалл. — Ее здесь не было! Это ты сделала?

Она покачала головой:

— Я даже не смотрела в ту сторону. А коли смотрела бы — Ничего бы не вышло. Желание должно быть коротким, сильным… злым. Тогда и шатер с кольев можно сорвать.

— Ты можешь?

— Прикажи.

— Аранта, — — сказал Рэндалл, — мне очень нужна эта победа. Очень. Больше, чем жизнь, больше, чем воздух. Я не постою ни за какой ценой. Есть битвы, когда недостаточно ни преданности, ни денег. Я загнал зверя к самому его логову, и теперь, развернувшись к берлоге спиной, он еще способен создать так называемый переломный момент. По моим подсчетам, у Брогау больше людей. Значительно больше. Он может позволить себе поставить лучников нацеленными в спину собственной пехоте. Кто не идет вперед, тот не пойдет назад. Если мы не победим завтра, я погибну. Погибнут все, чьи имена упоминались рядом с моим. Когда все рациональное учтено с обеих сторон, мне остается пользоваться только иррациональным.

— Почему ты говоришь мне это? Он встал.

— Потому что хочу, чтоб ты сделала мне эту победу, и не говори, будто ты этого не можешь.

Их встретившиеся глаза были как кремень и огниво.

— А я и не говорю, — медленно произнесла Аранта, сжимая кулаки.

Их бросила друг к другу чудовищная нерассуждающая сила, которая только после заставляет гадать, как это было сделано и вообще — зачем. Еще секунду назад их разделял тяжелый стол, а спустя лишь мгновение Рэндалл жадно, взахлеб, с безумием смертника или мага целовал Аранту, грубо лаская ее сквозь платье. Она ощущала себя всю целиком в его ладонях. Шнурки, застежки развязывались сами, потревоженные волосы хлынули на смуглые обнаженные плечи. Пламя охватило ее, и, как ни странно, оно вызвало озноб. И вся магия, сколько ее ни на есть в мире, этого стоила.

Кажется, он что-то говорил. Кажется, она что-то отвечала, не заботясь, что свечи бросают их силуэты на полотно.

— Твоя жена, — вдруг вспомнила она. — Твой ребенок…

— Мое недоразумение, — буркнул Рэндалл ей в волосы. — Я женился случайно, династическим браком, к общей выгоде. Я никогда не хотел, да и не пытался любить Венону Сариану. Я вообще до странности не люблю… королев.

— А ты… — робко спросила она, — завтра справишься один? Тебя устроит, что завтра здесь будет стоять лишь женщина в красном платье и внутри у нее не будет ничего, кроме твоего семени? Я, такая, буду тебе завтра нужна? Как я смогу подарить тебе победу?

Он зажмурился, уткнувшись лицом в ее грудь. Она никогда не забудет содроганий прильнувшего к ней, сдерживающего себя мужского тела. Она была бы счастлива, когда бы он сказал — наплевать! Я мужчина, я сам отвоюю все, что мне надо. Я отдам за эту минуту столько же, сколько ты, то есть — все, что есть.

Прошло несколько минут болезненной, остужающей, тоскливой, как осенний дождь, пустоты.

— Ты права, — наконец выдохнул Рэндалл, убирая от нее руки и позволяя поднять упавшее на пол платье.. — Но, пожалуйста, помни, что ты — моя.

Она была не только телом. И для него — тоже: Можно было обидеться, можно — возгордиться. Можно было выбирать, какое чувство предпочесть. И счастье служить ему, сделать ради него что можно и что нельзя, отдать ему не только девичество, но — все, перевесило чашу весов.

Самым ранним пепельным утром, еще до рассвета, Рэндалл, облаченный в доспехи, сам отвез ее на вершину холма, откуда она могла видеть все: и долину, и армии, которые неминуемо сойдутся в распадке двух чуть намеченных плоских возвышенностей, свою ставку и город, служащий призом в этой игре. Сильный низовой ветер наволакивал сюда дым от наспех загашенных костров: ни одна армия в мире не расположена попасть в степной пожар, тем более — в свой собственный.

— Я сделаю все, что от меня зависит, — сказал Рэндалл, сегодня выглядевший лет на сорок пять. — И ты сделаешь все, что зависит от тебя. Если один из нас даст слабину, умрем оба. Только моя смерть, — он поглядел вниз, в долину, полную бряцающей стали, — будет быстрой.

Он не слишком часто вставал во главе собственного войска. Отчасти потому, что место короля все-таки в шатре Совета, вне досягаемости досадных случайностей войны. Для него слишком важен был результат, чтобы позволить себе увлечься процессом. Отчасти же еще и потому, что не хотел баловать собственное войско, появляясь в его рядах слишком часто. Когда он лично поднимал меч и рисковал жизнью — это было из ряда вон! Его участие увлекало их, как приливная волна, и он возносился на ней, как пена. И весь эффект сошел бы на нет, когда бы примелькался.

— Благослови тебя Пресвятая Йола, и пусть Каменщик поддержит твою руку, — торопливо прошептала Аранта. Ни ей, ни ему больше не с кем было прощаться. Он холодно ей улыбнулся, нагнулся с седла и поцеловал в губы. Отстранение, совсем не по-вчерашнему.

— Ты моя чудотворная святая на сегодняшний день.

Сегодня был совсем другой день. Сегодня холмы казались курганами, и в их глубине, под землей, били мощные источники могучей мертвой магии. Они сотрясали твердь и дышали ей холодом в затылок. В своем красном платье она видна была со всех сторон, обеим армиям. Уезжая, Рэндалл не оставил ей коня. Да, действительно, если им суждено умереть, они умрут оба. Бросить все и спастись бегством она не сможет. В том числе чисто физически. Ее слишком видно, красную на сером. Оставалось только смириться с тем, что сегодня великий день.

Холодный ветер шевелил ее распущенные волосы, его прикосновения были тяжелы и опахивали леденящим ужасом, словно это были прикосновения мертвых душ, столпившихся поглазеть на битву у нее за спиной. Брогау не откажет себе в удовольствии сжечь ее заживо прямо на костре из тел павших врагов.

Аранта закусила губу и запретила себе думать о своей собственной судьбе. Ее судьба выступала впереди войска, верхом на поджаром вороном жеребце, в шлеме, похожем на морскую раковину. Ее судьба лично командовала подразделением рыцарской конницы. На ее судьбу были нацелены все стрелы, вся сталь в безжалостных вражеских руках. Ее судьбу дорого ценили в золоте. Она никогда не испытывала даже крохотного беспокойства во время прошлых битв, стоя в операционной рядом с Грасе и подавая ему инструменты. Наверное, просто потому, что была по уши занята делом. Не был ли ее сегодняшний страх элементарным следствием того, что ее заставляли сделать что-то такое, что раньше она не делала никогда и знать не знала, как она это сделает.

Аранта повернулась, сделала два шага в сторону на травянистом пятачке, развернулась снова. Она вытопчет его сегодня налысо, до травинки. Те, кто склонен к поэтизации былого, место это после назовут Ведьминой Высотой. Аранта посмеется, когда узнает, но смех ее вряд ли будет вполне искренним. Одни говорили — она молилась за короля Баккара, другие — творила черное волшебство.