Мария Митропольская - Цветы Белого ветра

Поначалу чернобородый скупился, предлагая слишком маленькую цену, а в вскоре и вовсе устроил "истерику". Торговец дергал себя за бороду, заламывал руки, кричал, что он "бедный человек", который всю жизнь торгует себе в убыток, и, указывая пальцем на горб, называл его "карой за излишнюю доброту".

Наемники удивленно переглядывались, время от времени сочувствовали страдальцу, но при всем при этом продолжали упрямо настаивать на своей цене.

— Ладно, душегубы! — сдался чернобородый и отер рукавом покрывшееся испариной, раскрасневшееся от недавней "истерики" лицо.

— Вот вам все, что у меня есть! — он протянул им затянутый тесемкой мешочек. — Берите! Можете не считать! Здесь ровно сто монет серебром.

После сделки Талька еще долго стоял возле прилавка и пересчитывал монеты, под пристальным взглядом горбуна, который очень надеялся, что юнцы едва ли сумеют сосчитать до двадцати. Монет оказалось ровно тридцать.

— Еще пара таких кошелей и меч твой, уважаемый! — сердито нахмурился сын поляра. Даже за сто монет ему было тяжело расставаться с отцовской собственностью. А еще он подумал о том, что отныне ему лучше не появляться в родных краях без меча родителя.

Из уст бородача выскользнуло несколько ругательств, и он, видя, что юнцы не так просты, как кажется, полез за пазуху кафтана. На самом деле горбом являлась туго набитая холщовыми мешочками с монетами, кожаная сумка. Впрочем, наемники так и не успели понять того, что горб был фальшивым, потому что через миг в пухлых и ловких руках торговца появились еще два кошеля.

После этой "доплаты" источающий подозрения Талька несколько раз пересчитал количество всех монет, а Трепа перепробовал их на зуб. В итоге оба наемника остались довольны: и не фальшивка и количество монет совпадало с желаемым. Торгаш тем временем придирчиво осмотрел меч и, поняв, что со своей стороны в накладе не остался, с издевкой сообщил наемникам, что если те вдруг захотят вернуть проданное орудие, то им придется заплатить вдвое больше.

Таль тяжело вздохнул, понимая, что батюшкин меч утерян навсегда и то, что никогда больше ладонь его не ощутит удобную, отполированную до блеска и в то же время совершенно не скользкую, черную рукоять. Но другого выхода он не видел — нужно было на что-то существовать: купить еду, нанять лодку. И ко всему прочему не мешало бы определить лошадей в мало-мальски приличную конюшню.

"Все правильно! — повторял про себя сын поляра. — Я поступил правильно! Господин Северин спас Трепу тогда, в избе лесника. Срастил мне ногу. Все верно! Проданный меч — это знак моей благодарности".

Безмерно уставший Талька брел вдоль бесконечного, на первый взгляд, берега, оставляя за собой ровную цепочку, отпечатанных на рыхлом и мокром песке следов. Юный наемник любил проявлять чудеса отваги и решительности, особенно в те моменты, когда остальные теряли последнюю надежду. Именно так получилось и на этот раз: его друзья предложили оставить все дела до наступления следующего утра. На принятие подобного решения их подтолкнули бесконечные насмешки рыбаков, к которым они обращались с просьбой нанять лодку. Поэтому вскоре упрямый Таль продолжил поиски более сговорчивого рыбака в одиночку. Время от времени он останавливался и утирал рукавом взмокший лоб. Под подошвами сапог Тальки хрустели крошечные ракушки, и высохшие кости когда-то выброшенных на берег мелких рыбешек. В своих невеселых размышлениях сын поляра вновь и вновь возвращался к украденному кошелю и укорял себя за рассеянность. Новый приступ подобной самокритики возник из-за того, что количества вырученных за меч монет хватило бы только на какое-нибудь самое утлое суденышко, может быть даже не слишком подходящее для достаточно долгих путешествий, а может быть даже дырявое. По крайней мере, так ему сказал встретившийся по пути высокий детина — рыбак в четвертом поколении, на котором из одежды были только завернутые до колен сероватые штаны. В одной руке у парня находилась самодельная удочка, а в другой пустое ведро. Детина не стал вести долгих разговоров и вскоре он пошел своей дорогой, а Талька своей. Примерно через сто шагов сын поляра набрел на суетящихся возле берега рыбаков: кто-то из них вернулся с крупным уловом в сетях, а кто-то вообще ни с чем. Чем дальше заходил Таль, тем меньше рыбацких лодок и расположенных вдоль берега обжитых лачуг попадалось на его пути.

"Да, господин Вест предупреждал, что найти лодку будет не легче, чем нанять ее… Теперь становится ясно, на что намекал господин Вест. На то, чтобы украсть ее!.. А вот батя не одобрил бы!.. Он, небось, и так злиться за то, что я убежал, взял без спросу меч… Правда, он еще не знает, что я его продал!.. Ну дела!" — Юному наемнику стало не по себе, когда он представил разъяренное лицо Ледяна, его гневную отповедь, а так же щедрые подзатыльники родителя.

Задумавшись о своей тяжелой доле, Таль не обратил внимания на то, что уходит все дальше от берега. И все бы ничего, если бы его нога не запуталась в одной из сохнущих на солнце, многочисленных сетей. Он предпринял попытку освободиться, но от этого запутался еще больше и, в итоге, упал на другие сети, которые служили неким подобием загона для кур. Птицы, оглашая округу истошными воплями, забились в наброшенных сверху сетях. Из окруженной щербатым частоколом лачуги, выбежали трое мужчин, которые со всех ног направились к незадачливому пленнику.

"Хозяева!" — Безошибочно определил Таль. Он надеялся выхватить кинжал раньше того, как приближающиеся к нему люди полезут в драку. К счастью оружие ему не понадобилось, потому что хозяева оказались весьма миролюбивыми людьми. Самый крепкий из них даже пошутил, что, мол, "в их сети попалась крупная рыбеха" и помог пленнику выбраться из пут, в то время как остальные освобождали паникующих несушек и до смерти напуганного петуха.

Очутившийся на воле Талька отряхнул штаны от налипшего песка и, настороженно посмотрев на своего освободителя, подумал о том, что следует сказать "спасибо", детина заговорил первым:

— Здрась, мил человек! Мы — братья Увечные.

— Талька, — представился молодой наемник. — Благодарю за помощь… А почему вы Увечные?

— Я, к примеру, Безух! — Мужик откинул сальные патлы, демонстрируя частичное отсутствие правого уха.

— Я, понятное дело, Безног, — представился, второй, который опирался на кривую, деревянную палку.

У третьего не наблюдалось никаких внешних увечий и он, ни на кого не обращая внимания, натужно сморкался в подол рубахи и тоненько хихикал.

— А этот кто? — Талька окинул хихикающего мужика внимательным взглядом.

— Безлоб, — почему-то с гордым видом сообщил Безух. — Разве не видно?

— Теперь видно!