Константин Кривчиков - Дочь Озара

Всю ночь не спала, планируя побег. Но наступило утро, Вада вылезла из пещеры и очутилась под теплыми лучами восходящего солнца. Рядом щурился ее новый приятель Гар. Да, по мнению просвещенной варийки почти благородных кровей, Гар, был, конечно, грязноват, страшноват и туповат. Но, в то же время, добр и даже ласков. По крайней мере, к ней. И еще в нем ощущалась грубая звериная сила, вызывавшая у молодой девушки смешанное чувство. Ее это отталкивало и привлекало одновременно.

Не станем судить Ваду строго. Она была дочерью своего времени: жестокого, простого и неразборчивого в средствах. Конечно же, она помнила о Сиуке, своей первой и единственной любви. Но перед нашей героиней стоял, по существу, безальтернативный выбор между жизнью и смертью. И кто осудит эту юную девушку за то, что она выбрала жизнь?

'Куда же я побегу? — подумала Вада. — Я и не знаю, в какую сторону идти. Здесь хотя бы люди. Может, и не съедят? Если присмотреться, то не такие уж и страшные. Даже улыбаются некоторые. Ой, какие зубы у этого дяденьки!'

Последнее наблюдение относилось к Ухаю. Собственно, имя дикаря и переводилось, как 'зубастик', но Вада тогда этого не знала. Природа наградила Ухая не только острым зрением и тонким слухом, но и такими длинными зубами, что они не влезали в его рот. От этого рот постоянно находился в полуоткрытом состоянии, создавая иллюзию специфической улыбки. Так улыбаются голодные люди при виде вкусной и обильной трапезы.

Ухай с первого дня, буквально, прилип к чужачке, всячески демонстрируя благожелательность и выражая сочувствие к ее незавидному положению. Но вызывал он у Вады, скорее, отрицательную реакцию. В жутковатой ли улыбке было дело или в Гаре, относившемся к Ухаю без симпатии, и Вада это чувствовала, но…

А вот Ахира-умам не улыбалась и глазок не строила. Но именно она оказала чужачке реальную помощь. В первый же вечер пребывания варийки в общине, умам подошла к Гару и Ваде, сидевшим рядышком невдалеке от костра. Посмотрела строго (Вада подобрала ноги) и спросила:

— Твоя малу, что, так и будет голой ходить?

Гар растеряно улыбнулся:

— Нет ничего. Может, завтра бобра убью?

— Бобра? — Ахира хмыкнула. — Кто ж бобра носит? Только на лежанку. Да его и поймать еще надо.

Гар промолчал. Он решил пока не рассказывать про то, как ловко чужачка ведет себя в воде. Даже плавать умеет и ныряет, как рыба или тот же бобер. Но зачем раньше времени хвастать? Вдруг не получится 'водяного зайца' поймать? Да и права, пожалуй, умам. Шкура у бобра хотя и гладкая, но жесткая. Одежда плохая получается.

— Подожди, — Ахира сходила к своей лежанке, покопалась в запасах, и вскоре вернулась со старой, потертой козлиной шкурой. — На. Пусть пока носит. Нечего голой задницей светить, как факелом.

— Саси*, - сказал обрадованный Гар и ткнул Ваду в бок.

— Саси, — повторила вслед за приятелем и спасителем девушка. Она уже знала, что это слово обозначает благодарность.

— Из саси шкуры не сошьешь, — ворчливо ответила умам. И усмехнулась.

Не станем преувеличивать доброту Ахиры. Как и положено умам, она беспокоилась, в первую очередь, о нравственности. Разумеется, в рамках представлений, существовавших в общине. Ахира сочла (и, правильно, заметим, сочла), что ни к чему молодой женщине, да еще чужачке, демонстрировать все свои прелести мужчинам общины, вызывая ненужные эмоции. Конечно, там и смотреть особо не на что, кожа да кости, но кто ж его знает, чего у диких мужиков на уме?

Как и всякая первобытная женщина, Ахира отличалась наблюдательностью. И от нее, в частности, не укрылись похотливые взгляды, бросаемые на чужачку вожаком Боро. Хотя Ахира уже давно потеряла статус 'первой леди', перейдя в рядовые наложницы Боро, но дополнительная конкуренция за место на лежанке вожака ей была не нужна.

Кроме прочего, подарок умам таил подвох. Шкура, которую она принесла Ваде 'прикрыть срам', уже не один год использовалась в качестве обычной подстилки для лежанки. Ахиру интересовало, как рыжая молодка приспособит ее себе под одежду.

Вада, между тем, осмотрела шкуру со всех сторон. Потом встала и обернула ее вокруг талии, производя примерку. Затем долго что-то объясняла Гару, активно жестикулируя. Наконец, тот понял, что от него требуется. Подойдя к Ахире, Гар попросил у нее костяное шило, а также несколько сухожилий.

На время, разумеется. На днях, мол, верну. А вот тебе подарок. Ракушка. Большая, не та, что в реке. А та, что у 'большой воды'. Красивая. И острая. Как резак.

Умам повертела ракушку в руке. Осторожно попробовала на зуб. Да, такой больше ни у кого в общине нет. Саси.

Шило и сухожилия дала без сожаления. Такого добра у нее было навалом. К тому же, Ахиру снедало любопытство профессиональной портнихи. Опыт подсказывал: ничего путного из такой шкуры не выйдет.

Но она сильно ошибалась. Почти полночи (все обитатели пещеры давно заснули, включая Ахиру) Вада что-то кроила с помощью очередной заточенной ракушки, снятой с пояса, а затем шила, протыкая куски шкуры шилом и простегивая сквозь отверстия сухожилия. Спала ли девушка вообще в ту ночь — неизвестно. Но когда утром женская половина общины, проснувшись, выбралась на освещенную солнцем поляну из пещеры и увидела там Ваду, произошло нечто неописуемое. Сначала 'дамы' дружно проглотили языки, затем также дружно заахали, а потом окружили чужачку, рассматривая и ощупывая ее невероятный прикид.

Из облезлой козлиной шкуры Вада умудрилась сшить обалденную мини-юбку и короткую (пупок наружу) малису. Несчастные дикарки, отставшие в своей горной долине от современной моды на целое поколение, пришли в такой, поистине, дикий восторг, что едва не общипали с костюма остаток шерсти. А уже вечером к чужачке выстроилась целая очередь из желающих обновить гардероб.

Быстро выяснилось, что шить так, как Вада, никто не сможет. Пальчики милых дам оказались слишком грубоваты для того, чтобы вязать сложные петли и узелки. И тогда Ваде пришлось взять на себя обязанности портнихи. Потому что отказать темпераментным чернявеньким людоедкам (а Вада по-прежнему считала, что угодила к людоедам, только временно сытым) светлорыжая чужачка никак не могла. Уж очень она их боялась. Хотя и не подавала виду.

Но портняжничеством она занялась позже.

А тогда еще было утро. То самое утро, когда Вада приняла решение остаться в общине.

Гар по привычке собирался на ежедневный промысел к запруде. И тут встал вопрос, как поступить с малу.

Вообще-то, как правило, Гар ходил к запруде один, но не из-за жадности, а потому что такой порядок существовал в общине. Пищу каждый добывал сам, принося на стоянку излишки — никому и в голову не приходило запрятать что-то на 'черный день' хотя бы потому, что такого не удалось бы утаить. У членов общины было сильно развито 'коллективное сознание', а, кроме того, эти люди попросту не умели обманывать.