Людмила Безусова - Каждый выбирает по себе

*****

— Темнеет… — обронил Антон. Молчание ведьмага ему уже надоело. Сколько времени уже восседает он около мертвецки спящей ласки, словно истукан, неизвестно, о чем думает… Да и собственное безделье напрягало. Это на воскресных вылазках приятно под деревом растянуться и любоваться природой, а сиднем сидеть, не зная, что тебя ждет впереди, не очень охота. Хоть бы сказал, что дальше делать? — Может, валежника набрать, пока ещё видно? Огонь-то по любому разводить придется.

— Набери…

Антон поднялся. Как же задолбали эти ночевки у костра! Сейчас бы растянуться на нормальной кровати и заснуть, не вслушиваясь в несмолкаемый шум леса, ожидая каждую минуту какого-либо подвоха… Да и искупаться бы не мешало… "В баньке попариться, — размечтался парень, со вкусом потягиваясь, — а потом чаю бы свежезаваренного, с мятой… Эх, когда это ещё будет…".

Не успел он отойти за кустик по своим надобностям, как ласка внезапно вскочила, словно внутри неё сработала невидимая пружина, заметалась вокруг них. Ведьмаг мгновенно вышел из своего оцепенения:

— Наконец- то… — он поспешил взобраться на своего жеребца, и теперь сверху наблюдал, куда кинется зверек. Потерять её в сгущающихся сумерках не хотелось. — Чего медлишь?

Антон мысленно выматерился и нехотя побрел к своей лошади. Она, опустив голову, смирнехонько стояла в ожидании всадника, только глаза лукаво поблескивали из-под длинной пряди, очень кстати прикрывшей морду. Вот лицемерка…

Отлюдок проводил его взглядом, потом внезапно строго сказал: — "Не балуй!" — и погрозил кулаком.

Парень вздрогнул, боковым зрением заметив недвусмысленный жест. Да он вроде ничего не замышляет, а потом только сообразил, что предупреждение адресовано не ему. Ведьмаг, оказывается, в два счета определил, кто в их тандеме заводила, и подстраховал парня от новых выкрутасов строптивой кобылки. Да и себя заодно. От лишних проблем…

"Предупредить-то он предупредил, а мозоли на заднице мне натирать придется", — парень опять оказался перед неразрешимой задачей, как забраться на спину лошади. Гнедая, впрочем, оказалась не обидчивой. Ну, подумаешь, не получилось сейчас, так в следующий раз удастся… Она покладисто опустилась на колени, давая возможность парню забраться на спину.

Ласка все ещё вертелась на крохотной полянке, изредка стремительно ныряла в кусты и тут же нехотя выползала из них, точно не могла убежать без сопровождающих её мужчин.

"Сколько можно копаться? — злилась Чернава, удерживая яростно сопротивляющегося зверька. — Сейчас меня опять накроет, а она завалится спать". Ведьма и сама не знала, что её гнало вперед без передышки. Возможно, предчувствие беды, возможно, что-то иное, но ждать не хотелось ни одного лишнего мгновения. Хотелось скорей довести колдунов до дома Бабы- яги и распрощаться с ними навеки, получив толику желанной силы. "А может, просто дать деру и только меня и видели? — С сомнением подумала уставшая от укрощения ласки Чернава. Однако всю оставшуюся жизнь провести в теле зверька она не желала. — Да только так просто не получится… Ладно, немного осталось".

*****

Скрип половицы сменился быстрым дробным топотком. Людмила обернулась.

— А, бродяга, явился? Где был?

— Зачем обережный круг убрала? — насупившись, спросил Птах, пропустив вопрос мимо ушей.

— Западню ладим, — снова опуская голову над вязанием, сказала чародейка — Ловушка на живца называется.

— Опять Баюновы выдумки? — ревниво спросил бесенок. К постоянному соперничеству друзей Людмила привыкла, потому и не стала заострять внимания на его брюзгливом тоне. — Где он, кстати?

— Дома, где ж ещё?

— Не дело затеяла… — после продолжительного молчания изрек бесенок.

Женщина коротко глянула на него, потом встала, отложив работу. Не большая мастерица вязать-то, взялась за спицы время скоротать до вечера, да видно, не удастся, опять петли упустила, и узор поехал на сторону.

— Ты что-то узнал?

— Нет. Это раньше каждый считал своим долгом ублажить Недолю, чтобы не навлечь на себя беду, а сейчас… — он ощерил зубы, изображая улыбку, но Людмила видела, насколько тяжело ему в том признаться. — Старшие ушли, и мы стали никому не нужны… Жизнь идет своим чередом, все забывается… Был Недоля, стал Птах…

— Жалеешь, что Правь покинул?

— Нет, — на этот раз Птах улыбнулся вполне искренне, — главное-то сделано. Кащей мертв. Что ещё надо?

— Теперь и умирать не жалко, да?

— Мы ещё поживем… — Кисточка на его хвосте выписала в воздухе затейливый узор и замерла, словно жирная точка в конце предложения.

Людмила отошла к окошку, отодвинула занавеску:

— Смеркается. Обидно, что без толку в засаде сижу… — Она широко зевнула. — Третью ночь уже не сплю, а "живец" всё не является.

— Тогда, может, отставишь эту затею?

— Ещё одну ночь и все…

— Неведомое чревато бедами неисчислимыми для всех.

— Кто бы говорил, — вздохнула чародейка, — но не ты, мастер нечаянных злоключений… Готова я ко всему… устала бояться.

— А погибнешь? И Пути без пригляда оставишь? Разве не этого от тебя добиваются?

Людмила задумалась — так-то оно так, только весьма сомнительно, что удастся на этот раз отсидеться в сторонке. Одной ламии хватило, чтобы понять, что и чародейские барьеры не преграда для ворога. Значит, надо вызывать огонь на себя. Надо! Тут с Баюном не поспоришь, хитроумен котофей. К ведьмам бы обратиться за помощью, да как, ежели сама Верховная каверзу умышляла? Знать бы, по чьему наущению пыталась Хранительницу убрать… Может, и удалось бы догадаться, что за вражина рядом с домом бродит… А так всё пусто — даже догадки строить не на чем. Лешего позвать? Толку от него! Сердцем чуяла, что творящееся вокруг дело рук человеческих.

— Иди, — отмахнулась она от Птаха, — и без тебя тошно.

Через мгновение из дальней комнаты донесся возмущенное восклицание потревоженного котофея, а следом прерывистый тенорок бесенка, распекающего кота на все лады.

— Да котофей тут при чем? Отстань от него!

Увлекшиеся друзья не обратили на окрик чародейки внимания. Опомнившийся Баюн вальяжным баском отметал все обвинения Птаха, объясняя ему свои резоны. Да уж… Что-что, а аргументировать он был мастак. Куда бесенку против него выстоять? Скоро тот будет согласен со всеми доводами котофея.

— Ну и славно… Милые бранятся, только тешатся… — Людмила потянулась за душегрейкой, но, передумав, оставила её на вешалке. Не хватало ещё уснуть, угревшись, тогда точно возьмут её голыми руками. Или тем, что у твари вместо рук. Не замерзнет и в том, что на ней надето…

Выйдя на крыльцо, она обернулась.

И Птах, и Баюн бок о бок застыли в проеме. Шустрецы… Как только подобрались, что не услышала их?