Александр Абердин - Хроники объявленного Апокалипсиса

Слева от моего кресла располагался дюралевый ящик, выложенный изнутри поролоновыми матрацами, в нём лежал и мирно спал Аргон, самая умная собака на свете. За полчаса до падения кометы, я принялась вручную качать масло, полированные штоки стали выходить из гидроцилиндров и незадраенный люк плавно и почти бесшумно открылся. Не спеша я выбралась из своей гондолы и направилась к бетонному перископу. Как моя гондола, так и Алёнкина, были похожи с боков на оранжевый початок кукурузы из-за прикреплённых к её бортам колёс. Все пустоты мы заполнили вспенивающимся герметиком, какая-никакая, а всё же дополнительная плавучесть, потом срезали "сопли" и покрыли гондолы силиконовым герметиком, а когда тот схватился, то покрасили их в оранжевый цвет. Получилось красиво — синий верх оранжевый низ. Моя гондола изготавливалась отдельно, она ведь была поставлена на моторный отсек, состоящий из двух частей, тоже герметичный, но к нему можно было добраться снаружи, хотя он и управлялся изнутри. После того, как мы испытали её в озере, как впрочем, и большую гондолу, опуская с человеком внутри на сорокаметровую глубину, она была состыкована с салазкам и посажена на мощные болты. Хотя мы работали быстро, делали всё капитально и основательно. Думаю, что спасательный батискаф у меня получился отличный и он не подведёт нас с Алёнкой. Во всяком случае я в это верила.

В подземелье было прохладно, от бетона ещё тянуло холодком, но сухо и очень тихо. Всё правильно, ведь над нами несколько метров керамзита. Деревянные, некрашеные полы и потолок пахли смолой, хотя горели все лампочки, свет не бил в глаза, я специально вкрутила самые слабые, на сорок ватт. Заглянув в иллюминатор, я увидела, что Алёнка спит, прижав к себе своего Мишаню. Глядя на неё, я невольно улыбнулась, какое же это всё-таки чудесное дитя, моя доченька. Другая бы плакала, звала маму, а она всё понимает, сидит себе в мягком креслице, пристёгнутая ремнями, как лётчик, и спит. Хотя дочь вряд ли могла слышать мои шаги, я, тихо ступая по доскам, прошла в самый конец подземелья и принялась смотреть на зеркальное отражение. В перископ, который я, к сожалению, не могла поворачивать, мне были хорошо видны без всякого увеличения руины деревеньки Холявина и сожженные боевые машины пехоты. Те, которые можно было восстановить, увезли, а остальные бросили. Ждать мне пришлось недолго. Вскоре я услышала отдалённый басовитый гул и через минуту увидела, как по небу, оставляя за собой широченную огненную полосу, пролетела комета. Пламя на небе ещё не погасло полностью, как я увидела на западе яркую, желто-оранжевую вспышку и тут же бросилась назад. Первым делом я заглянула в иллюминатор и увидела, что Алёнка проснулась от этого громкого рёва, который донёсся даже до нас, и озабоченно вертит головой. Увидев меня, она радостно заулыбалась, а я помахала ей рукой и послала воздушный поцелуй, она мне тоже. Показывая себе на губы и уши, я дала ей понять, что сейчас сяду в своё кресло и мы будем с ней всю дорогу разговаривать и сразу же побежала к своей гондоле. Нужно было торопиться.

Чтобы мне было легче забираться в батискаф, я ещё с вечера надела на себя армейский камуфляж, но не российский, а натовский, офицерский, он был удобнее и намного прочнее наших, таких у меня было три, Мишка подарил. А вот берцы на мне были наши, российские, какие-то экспериментальные, очень удобные и совсем не тяжелые, но чертовски прочные. Прежде чем забраться в свою гондолу, я расстегнула брюки, спустила их, присела и сделал пи-пи, чтобы потом не напрягать лишний раз памперс. Одевшись, я перекрестилась и поднялась по деревянной лесенке в гондолу, села в кресло и переключила пилот. Люк под собственным весом ещё опускался вниз, а я уже включила все три канала связи с пассажирской гондолой и принялась рассказывать Алёнке, что комета уже пролетела над нами и что скоро мы услышим большой "Ба-бах". Этот самый "Ба-бах" докатился до нас через шестнадцать минут тридцать две секунды и был очень громким, но, к нашему счастью, он не сдул с батискафа ни керамзита, ни сорвал его паруса. Во всяком случае нас не дёрнуло вперёд, а это означало, что и парус остался на месте, и столбы устояли. Более того, свет в подземелье хотя и мигнул несколько раз, всё же не погас, а стало быть дизельгенератор продолжал работать. Ну, а вслед за этим батискаф принялся отплясывать чечётку, но тоже не слишком энергично, хотя землетрясение продолжалось очень уж долго и иногда трясло довольно-таки сильно.

Местами доски потолка разошлись и сверху на мою гондолу, люк которой я уже задраила, посыпал посыпался керамзит, но не так уж и много. Аргон, проснувшийся вместе с Алёнкой, время от времени сердито рычал на землетрясение и мы с доченькой посмеялись над ним. Главное, что связь между нами не прерывалась и я могла говорить дочери, что происходит в тот или иной момент. Алёнка отнеслась ко всему этому тарараму спокойно и даже иногда успокаивала меня, громко говоря:

— Не бойся, мамочка, мне ничуточки не страшно.

Зато страшно было мне, но я сдерживала свой страх и отвечала своей дочери весёлым голосом:

— Вот и хорошо, доченька, главное ничего не бойся, у нас очень крепкий батискаф. Скоро примчится волна и мы поплывём далеко-далеко, к дяде Серёже и когда приплывём в Москву, то у тебя будет папа. Он такой же сильный, умный, смелый и добрый, как твой настоящий папа, которого у нас с тобой забрало озеро. Ты только ничего не бойся, доченька, когда будет громкий шум.

На счёт громкого шума я не ошиблась, он вскоре пришел и принёс его с собой ураганный ветер, который мигом сдул керамзит и это именно он, а не волна, потащил вперёд батискаф, причём очень стремительно. Впрочем, ветер гнал над землёй такую огромную тучу пыли, водяных брызг и грязи, что свет впереди блеснул только на мгновение. Вслед за этим он померк, а через несколько секунд, когда батискаф уже мчался вслед за парусом по водной глади озера, нас накрыло, как я поняла, облако грязно-белой пены, но и она увлекала нас вслед за собой. С жутким страхом я ждала удар волны в корму, которого больше всего боялась, как и Джимми, а потому мы специально сварили из швеллера защиту и наварили на неё стальные листы, чтобы волна не оторвала поплавок от гондолы. Однако, какого-то очень уж мощного удара не последовало. Как только батискаф поплыл по озеру, я тут же включила гидрореактивный двигатель на всю мощность, а он на ходовых испытаниях здорово поднимал переднюю часть батискафа. Секунд через тридцать пять резко стемнело и теперь я стала с ужасом вслушиваться мерное гудение и ждать, не послышится ли треск, ведь мы находились под волной, но всё обошлось и самое главное я почувствовала, что мы плывём с сильны дифферентом на корму, отчего радостно закричала: