Юлия Галанина - ЗвеРра

Теперь в гневе трактирщик — он багровеет и кричит, что свет не видывал подобного скряги и склочника, и что он ещё поквитается за убытки, не посмотрит, что постоялец из учёных людей.

Одноглазый гость лишь улыбается кротко: он-то знает, что, повинуясь смутному зову, к городу подходят звери, и вскорости грядёт побоище. Подбирает затоптанный счёт, пишет на оборотной его стороне Предсказание про Артефакт и всё остальное, и с издёвкой вручает хозяину заведения.

Трактирщику становится понятно: он не решается больше связываться с сумасшедшим — пусть отправляется на все четыре стороны, убытку будет меньше. Проживём и без его денег.

Покидает экономный пророк, очень довольный собой, отравленное проклятием место.

Лес, ночь, полная луна улыбается с небес. Волки, идущие в город, чтобы стать людьми, нападают на одноглазого путешественника, и жизнь его обрывается. Но люди, пробуждающиеся в волках, соображают, как с умом использовать останки и вещи пророка.

И мёртвая голова ложится в основании проклятого города, и вырастает шиповник по границам, и рокочет подле Волчьих Могильников ЗвеРра-река…

Скреплённое смертью проклятие делается прочнее во сто раз, ни пешему, ни конному, ни крылатому не пересечь Пояса Безумия, не миновать серебряный шиповник.

Злая шутка становится жизнью. Ужас царит в городе по ночам. Всяк приспосабливается, как может.

Годы идут в заколдованном месте, высятся на одном берегу башни ЗвеРры, киснут на другом лачуги мышей. И пропасть между ними и городом глубже речного русла. Капля за каплей копится ненависть.

Сломаны решётки в подземельях Оленьего Двора. Отверженные проникают в святая святых ЗвеРры и выплёскивают свою злобу на дворцовые плиты вместе с кровью оленей. Но даже похищение Артефакта не делает из звеРриков звеРрюг. Артефакт уничтожен, но для кислых мышей ничего не поменялось.

А город неуклонно сходит с ума, отсчитывая луны, оставшиеся до конца. И гибнут в нём один за одним люди, призванные ЗвеРрой на помощь.

И нет надежды.

День

Марк бы не удивился, застав по пробуждении мельницу обезлюдевшей: он-то, как ни крути, обречён, а у остальных есть шанс выжить, если они уйдут к своим.

Но, когда он проснулся первый раз, ничего не изменилось: было раннее утро, с одного боку сопел росомаха, с другого — Птека.

Марк выполз, чтобы сходить на двор по малой нужде. Около кроссовка стояла склянка с птекиным самогоном.

Занавеси над кроватью были подняты, Диса и Илса крепко спали.

Ниса сидела у южного окна и тихонько вышивала звездочку за звездочкой на синем шёлке. А за столом работал архивариус.

Марк, прижимая кроссовки к груди, в одних носках тихонько вышел на лестницу. Сделав свои дела, вернулся, глотнул из склянки, заполз в свою берлогу и снова уснул. Теперь без сновидений.

Проснулся к вечеру.

На мельнице пахло пиршеством: пирогом и жарким с грибами, яблоками и травяными настойками. Птека знал, как выманить Марка из-под кровати. Лисички, беззаботно шебеча, накрывали на стол. Одеты они были по такому случаю в кокетливые кружевные фартуки и белоснежные чепчики.

Взлохмаченный, помятый Марк выбрался, хмуро огляделся.

Сначала не понял, что это такое с кроватью, потом сообразил: Ниса закончила вышивку, разложила шёлковое полотнище на самой большой плоскости в комнате. Марку в его мрачном настроении сразу вспомнились мраморные саркофаги усопших полководцев, прикрытые полковыми знамёнами.

Мгновение спустя он устыдился собственных мыслей: столы в комнате не такие уж и большие, не на пол же Нисе было стелить готовую работу, сам же просил не бросать вышивание. Подумаешь, поспал, накрытый знаменем, делов-то.

— А по какому случаю пир? — спросил он, протирая кулаком заспанные глаза.

— Знамя будем вешать! — отрапортовал Птека. — Видишь, готово уже. Надо отпразновать его создание.

— Всё понял, иду умываться, — зевнул Марк.

— Там Графч, наверное, всю воду слил, — успел наябедничать Птека. — То вообще не мылся, то наоборот.

— Странное дело… — задумчиво сказал Марк, — Артефакта нет, а жизнь продолжается.

— Так ещё полная луна не пришла, успеем, — Птека здоровой рукой расправлял шторы на восточном окне, чтобы висели красивыми складками. — Теперь всё равно искать нечего, можно и поесть, никуда не спеша.

Марк подивился этой житейской мудрости и пошёл на кухню.

Намытый до блеска росомаха — небывалое дело! — расчёсывался. Медальон он, похоже, тоже вытер полотенцем, тем же самым, каким утирался сам.

Увидев Марка, росомаха обрадовался и зачастил:

— Я на крышу лазил! А Нисин папа палку нашёл. Знамя на палку наденем, я его на крыше к флюгеру привяжу. Только ты подержи снизу.

— Хорошо, — улыбнулся Марк. — Сейчас и полезем.

Росомаха убежал крепить знамя на древко, а Марк, первым делом, зачерпнул ковшом воды из бочки и напился вволю.

Потом прямо из ковша полил сам себе на макушку и вытерся птекиным полотенцем. Как ни странно, стало легче.

Глянул в зеркало — безрадостная, но вполне трезвая физиономия. Оголодавшая от переживаний.

По лестнице скатился росомаха с воплем:

— Веревка нужна! И молоток! И гвоздики!

— Ну просто первомай с демонстрацией, а не конец света! — возмутился Марк, у которого вопли росомахи отозвались дикой болью в голове. — Чего орать-то так?!

— Так ведь знамя! — ликовал росомаха. — Со звёздочками! И пирог! И у Нисы штука такая на голове, белая, с ленточками! Краси-и-иво!

— Киллер-детдомовец, лишенный праздников… — сделал вывод Марк. — Дитя природы. Бери веревку, а гвоздики сейчас сам принесу.

Росомаха уволок моток верёвки.

Марк разыскал ящик с инструментами, подхватил его и понёс наверх.

Архивариус раздобыл вполне подходящее древко, на котором закрепили тугой шёлк. Похоже, в прошлой жизни это был один из тех шестов, что висели на чердаке для просушки бумажных листов.

Марк, росомаха и архивариус втроём выбрались на смотровую площадку на крыше, прицепили флаг к копью флюгера. И спустились вниз посмотреть на дело рук своих. Все обитатели мельницы, включая лисичек, стояли, запрокинув головы, и молчали.

Шумел водопад, крутил мельничное колесо. В лучах заходящего солнца поблёскивали звёздочки на синем полотнище, ветер с верховьев ЗвеРры-реки тихонько расправлял складки, поднимая крыло знамени Последней Надежды.

Марк глядел на место, где через несколько дней закончится его жизнь, и чувствовал удовлетворение: флаг получился настоящий, без дураков. И путь его по ЗвеРре был таким же. Кто может, пусть делает больше. В другом месте, в другое время.

И ему, действительно, стало легче. Звёздное знамя над головой принесло спокойствие.