Ярослава Кузнецова - День цветения

Потом так не было. Не было больше. Потом — ел эссарахр перед дракой, пил из нас…

Эрхеас!!!

Не слышит. Не отвечает. Маленькая сумка. Наша. В сумке — эссарахр. Мы взяли нашу сумку. И пошли. Быстро пошли.

Вессары в коридоре.

Глупые вессары.

Разве это — опасность, Эрхеас? У них нет стрел-зубаток, Эрхеас, у них и луков нет. Они — глупые, Эрхеас. Они не знают, что такое рахр.

Мы прошли в дырку.

Эрхеасу плохо. Сильно плохо.

Надо, чтобы съел эссарахр. Надо, чтобы попил из нас. Надо — руки. Руки возьмут эссарахр, руки заставят съесть. Руки перевяжут рану, закрепят, чтобы правильно срослось. И Эрхеас вернется. Вернется к нам, да.

Руки! Руки бегут. Липучка. Маленькая Липучка.

Стой, глупая.

Упала. Положим Эрхеаса, поднимем Маленькую Липучку хвостом, поставим на ноги.

Так. Хорошо. Вот Эрхеас. Вот здесь — эссарахр. Дай съесть.

Глупая Липучка, глупая, глупая!

Вот Эрхеас. Вот здесь — эссарахр…

Мы забыли. Отпустить Липучку — забыли. Она шевелиться не может, мы же держим. Это мы — глупые.

Совсем глупые, да.

Не держим больше. Не бойся. Вот Эрхеас. Вот здесь — эссарахр. Дай съесть. Эрхеасу…

После тьмы туннеля снег слепил и жег глаза. Почти ощупью я выбралась на склон оврага, вытерла слезы и огляделась. Так. На запад у нас — озеро; развалины, соответственно, прямо на север. Вперед.

Вот только мерзнуть я начинаю потихоньку. В чем была из дому выскочила, ни плаща, ни обуви пристойной. Но разве я могла предположить, что дотошный кальсаберит… Отец меня, между прочим, когда еще предупреждал! Убери, говорил, свои банки-склянки, а тем паче вампирскую свою книгу… ох, отец, как же я тебя не послушалась?.. Кому, думала, интересна эта книга, кроме тебя, родненький, да и тебе не слишком, хоть ты и прочел, но только потому, что дочь твоя ее написала…

Надо бы шагу прибавить. А то совсем замерзну.

Продвижение задерживали, помимо прочего, бездорожье и довольно глубокий снег. Я ковыляла как могла быстро. Ничего, доберусь до Стуро, он поделится чем-нибудь из одежки. Да у нас шесть тысяч лодочек денег, мы себе целый корабль сможем купить в Ронгтане! Дайте только выбраться отсюда.

Ой! Правая нога как-то ослабла и подвернулась. По инерции меня бросило в снег лицом вниз. Я попыталась вскочить, но из этого ничего не вышло. Даже поднять головы не смогла. Мама! Я задергалась… вернее, мне только казалось, что я дергаюсь. Единственное, на что мое тело еще было способно — это моргать, да втягивать и выталкивать воздух.

Я ощутила пугающе-мощное давление на затылок, и, одновременно, на лоб. И между лопаток, и на груди. Словно меня запеленали в невидимую сеть, обмотали сверху ремнями и затянули все это с немыслимой силой.

Потом колючий снег перед моим носом перекатился на щеку, и на его место надвинулось бледно-серое небо и пересекающие его ветви деревьев. А потом небо и ветви загородила черная лоснящаяся морда с парой змеиных глаз и с каким-то маленьким свертком в пасти. Маукабра!

— А-а-х-х-с-с-с! — зашипела Маукабра, и снова ткнула меня лапой.

Хорошая киска, хорошая. Умная киска, добрая киска, ты же не собираешься мною пообедать, правда? Мы ведь с тобой давние знакомые, мы всегда были друзьями, разве ты не помнишь?

— А-а-а-с-с-с-с…

Она нагнулась пониже. От нее остро, дико пахло кровью.

Давление исчезло и меня буквально подбросило на ноги. В одно мгновение я оказалась шагах в десяти.

Горизонты расширились, и я увидела у Маукабры под лапой отчаянно корчащегося, залитого кровью человека. Босого человека в темной, распахнутой на груди одежде, и всего в кровище, с ног до головы. Колдун? Живой? Раненный? Она украла его у кальсаберитов?..

Забыв про зубы и когти, я кинулась к раненному. Хрип, оскал, пена, глаза закатились, припадок? Крови столько, откуда? Из шеи? Из плеча? Ключица перерублена, че-е-ерт! Ну и рана! Да что ж его так колотит? Эпилепсия? Меж зубов что-нибудь… Кровь остановить… Да убери же свою лапу, ты, чудовище! Раздавишь!

— А-г-ррр!

Лапы она не убрала, а другой лапой подтянула сверток, тот, что раньше я заметила у нее в пасти. Поясная сумочка. Она подцепила ее когтем и бросила мне на колени.

— А-г-рр!

Там что-то есть? Оскальзываясь в крови, я раздергала завязки и вытряхнула содержимое на перепачканный снег. Пачка тенгонов в кожаном кармашке, трубка, кисет, огниво, какая-то коробочка… Вот в эту коробочку и ткнула когтем Маукабра. В коробочке оказалась горсть черненьких горошин. Пилюли? Не те ли, которыми сам колдун однажды вернул меня с того света?

— Это? — спросила я Маукабру, — Ему?

— Гр-р-р!

Одной лапой она прижала за волосы мотающуюся его голову, длинный коготь другой с хирургической точностью всадила меж стиснутых зубов. Так просто он пилюлю не проглотит, надо разжевать…

— А-а-а-ссс!

Гибкий хвост стегнул меня по руке. Она права. Нельзя брать в рот незнакомое лекарство. Я зачерпнула снега, растерла горошинку пальцем. Пилюля хорошо растворялась.

— Р-р-р!

— Что? Еще? И еще одну? Да? И еще? Хватит?

— А-г-рр…

Я слила бурую жидкость, в которую превратились пилюли, прямо в удерживаемый в раскрытом состоянии рот больного. Почистила ладонь комочком снега, и отправила его туда же.

Это, наверное, тот зверский стимулятор, от которого у меня чуть мозги не сварились. Помнится, отпустило меня только после бурных лобызаний со Стуро. Хорошая доза аблисского снотворного — и все вернулось более-менее в норму. А вот теперь займемся раной.

Подключичная артерия не задета, и на том спасибо. Впрочем, если была бы задета, Маукабра живым своего приятеля сюда не донесла бы. Но кость перерублена, рана здорово глубокая, и крови выходит порядочно. Я с треском оторвала кусок подола от нижней юбки. Тампон на рану. Теперь накрепко прибинтуем вместе с рукой к корпусу.

— Маукабра, поддержи-ка его…

Она приподняла пациента, помогая мне зафиксировать повязку. Конечно, нужен лубок, но с этим можно потерпеть. Сперва — остановить кровь, потом все остальное. А судороги, кстати, прекратились. Интересно, сами по себе, или это действие пилюли? Черт! Кисти-то рук… в порядке! Словно и не перетягивали их никогда, на запястье только тоненький след, да пальцы чуточку отекли. В первый раз такое вижу! А как с ногами?…

Я не успела обернуться. Что-то стремительно захлестнуло меня, притянуло локти к бокам и опрокинуло прямо на больного.

— Маукабра! Ты что?!

Черный гибкий жгут молниеносно обмотал нас с колдуном, намертво прикрутил друг к другу, после чего мы были вознесены и уложены на некую округлую, твердую и довольно узкую поверхность, причем я оказалась снизу. Поверхность сейчас же плавно задвигалась подо мной, и голые ветви, заслоняющие небо, понеслись прочь. От тряски голова колдуна скатилась и вклинилась между моей шеей и плечом. Слипшиеся оледеневшие волосы накрыли лицо. Я прижала его голову щекой, чтобы не болталась.