Ярослава Кузнецова - День цветения

— Ну? — спросил мальчик, — что следует далее по твоему гениальному, тщательно продуманному плану?

— Мне нужен самый главный человек. Который всем тут командует.

— Ты решителен, Мотылек, и силенок тебе не занимать, но ты здорово подставляешь меня.

— Тебя не тронут. Я отпущу тебя, как только мы отлетим подальше.

— Ясное дело. Только мне придется сполна ответить и за тебя и за Альсарену. Пытки, подвал, ну я тебе рассказывал…

— Врешь! Откуда они…

— Имори, Мотылек. Имори полностью деморализован. Дознаватель уже говорил с ним. Арамелу стоит немного нажать, и он все расскажет. И о тебе, и обо мне, и об Альсарене. Если уже не рассказал, — он зло усмехнулся, — или ты и Имори хочешь взвалить себе на закорки?

Большой Человек. Про собак я вспомнил, а про него забыл. А ведь он тоже накрепко связан с нами.

— Позволь мне помочь вам, Мотылек. Пока не поздно, — голос его сделался проникновенным, — не заставляй меня действовать жестоко.

Угроза? Сочувствие? Он предлагает решить все за меня. Взять ответственность на хрупкие свои плечи. Он умнее меня, он хитрее и опытнее меня, и он в самом деле хочет нам помочь. Так что же я…

Сюда идут. Снизу. Кто-то поднимался, поспешно, с трудом, гоня перед собой тоскливую волну озноба. Страх, холод в животе, тянущее беспокойство. Опять?

— Послушай разумного человека, Мотылек…

— Тише. Сюда идут.

Он насторожился. Толкнул меня локтем в живот.

— Поднимайся наверх. Ну? Давай скорее!

— Что-то произошло. Тот, кто поднимается, испуган. Очень испуган.

— Тем более. Что ты застрял! Прячься!

Я узнал того, кто поднимался, цепляясь за стену, борясь с клокочущим дыханием и слабостью в ногах. Этого странного старика я видел в твоей, Альса, башне в тот вечер когда колдун чуть не свел меня с ума своими ритуалами.

Маленький Человек, нечленораздельно шипя, пытался затолкнуть меня обратно на лестницу. Снизу уже доносились шаркающие шаги и кряхтенье. В поле зрения всплыла бликующая лысинка в венчике легких, как пух, волос.

Маленький Человек оставил попытки своротить меня с места и кинулся навстречу старику, что-то поспешно чирикая на лиранате. Старик выбрался на площадку, хватаясь за грудь.

— Рейгред…

Я видел, как он обнял мальчишку, обхватил костлявыми своими руками. Сложная, многослойная гамма чувств. Я не понимал, что там на первом месте — облегчение и радость встречи (словно они десять лет не виделись), или привычно-острая тоска утраты (словно поверх старых, уже подживших ран только что нанесли новую, особо болезненную).

Над плечом мальчишки старик поднял глаза и посмотрел прямо на меня. Он глядел прямо на меня, но во взгляде его ничего не менялось, будто он рассматривал стену. Потом он сморгнул и отвернулся.

Маленький Человек что-то спросил, старик ответил. Известия оказались оглушающими для Маленького Человека. Он тихонько ахнул, на мгновение превратившись из яркого, как блик на снегу, сгустка энергии в комок мертвой материи. Все это уложилось в кратчайший отрезок времени, ни старик, ни сам мальчик не заметили этого выпадения из жизни. Потом множеством мелких крючьев дернула боль и я невольно попятился.

И старик среагировал на движение и стал присматриваться, подслеповато щурясь. Я шагнул вперед, собираясь с духом. Старик не внушал угрозы, напротив, в нем ощущался некий абсолютный резонанс с внешним миром, нечто настолько истинное и несомненное, что служило как бы фундаментом всем остальным его эмоциональным постройкам. Согласие? Непротивление? Доброта? Помнится, именно это поразило меня тогда, при первой встрече.

— Добрый день, — сказал я на лиранате, — мое есть желание говорить. И просить. Нет, требовать.

Я положил ладонь Маленькому Человеку на плечо.

— Господи помилуй…

Старик вскинул растопыренную пятерню и сделал в воздухе непонятное движение, словно ставил между нами невидимую стену. Маленький Человек обернулся, полоснув режущим, как стекло, взглядом.

— Подавись своими требованиями, Мотылек. Нет больше Альсарены. Ничего больше нет.

— А?.. — я ослышался?

— Отец Дилментир. Поговорите с этим чучелом на старом языке. Это Альсаренин дружок, вампир. Явился требовать сестру в обмен на меня. Я его заложник, если вы не поняли. Вы тут поговорите, а я пойду…

— Стой.

— Не трожь меня, глупец! Пошел вон!

— Тихо, Рейгред, — прикрикнул старик, — тебя все равно туда не пропустят. Пока не вынесут тела и не подсчитают… Отец Арамел жив, это точно. И еще кто-то из его мальчиков. А на остальное тебе любоваться незачем.

Маленький Человек втянул воздух сквозь зубы и отвернулся. Старик, щурясь, рассматривал меня. Глаза у него слезились и напрягать их ему было больно.

— Вот ты, оказывается, какой, Мотылек… ох, Господи, велика же твоя любовь! А мне-то, грешным делом, казалось, Имори обмазывал тебя медом, для своего оправдания. Ты и впрямь вампир?

Старик меня знает? Со слов Большого Человека?

— Я аблис.

— Вампир, вампир, — вставил Маленький Человек, — кровищу хлещет только так. И добавки просит. Сам видел.

— Ничего ты не видел!

— Ага! А кто целый кувшин усидел?

— А кто просил попробовать, а потом плевался?

— Дети мои! Дети… успокойтесь. Не шумите… Зачем ты прилетел сюда, Мотылек? За Альсареной?

— Да.

Старик опустил пятнистые, как у ящерицы, лишенные ресниц, веки.

— Увы, сын мой. Произошло несчастье. Альсарена… как бы тебе сказать…

— Разорвана в клочья и сожрана, — куражась, перебил Маленький Человек.

— Не хорони сестру раньше времени и не гневи Бога, сын мой. Это не достоверная информация. Ее не нашли. Но ищут.

— Как? — взмолился я, — почему? Не может быть! Убийца ведь пойман! И он не трогает женщин!

— Не трогает, верно, — не унимался Маленький Человек, — чего их трогать, еще визжать начнут, мол, уберите руки! Он просто-напросто отрывает им головы, без лишних разговоров… И всем вокруг, заодно…

Старик взял Маленького Человека под локоть. Помедлил, и осторожно взял под локоть меня.

— Пойдемте, дети мои. Пойдемте ко мне в комнату. Не след здесь топтаться, увидят тебя, сын мой, больно уж ты… приметен. Да и тебе, Рейгред, прийти в себя требуется.

Он некоторое время молчал, увлекая нас за собой вглубь коридора, а потом вздохнул.

— Поднимался я сюда, думал, и тебя, Рейгред, живого не увижу… возроптал было на судьбу жестокую… Ох, грехи наши тяжкие…

ЭРХЕАС!!!

Мы прошли к нему. Через вессаров.

Ранен.

Вессар ранил Эрхеаса. Ранил в плечо.

Надо уходить. Взяли Эрхеаса в хвост.

Эрхеас, ты нас слышишь? Это мы, спокойно, Эрхеас. Не надо дергаться. Вырываться — не надо…

Не отвечает. Не слышит. Его — нет здесь.

Так — было. Было. Мы помним. Давно. Тогда-тогда. Когда мы еще не были эрса. Он — не в Темноте. Но и не Здесь. Он — посередине.