Ярослава Кузнецова - День цветения

Поймали… Неуловимого, непобедимого… А как же Йерр?

— А… Маукабра?

— Дракон? Где-то бродит, — мальчик беспечно пожал плечами, — Отловим. Это дело десятое. А колдуну вашему…

Тут он сказал короткое непонятное слово и сложил из пальцев замысловатую фигуру. Я моргал. Никак не мог переварить полученную информацию.

— В связи с этим, — продолжал Маленький Человек, — экспедиция по поимке отменяется. Эту его тварь найдем и без твоей помощи. Твоя задача — свалить отсюда как можно быстрее. Сегодня же ночью. Причем свалить капитально, в Каорен, или куда ты там собирался. Потому что Арамел тебя видел. И все тебя видели. Тебя-то как раз будут искать скорее, чем дракона. Сегодня Арамел еще забавляется с убийцей, а завтра начнутся облавы.

Что за Арамел? Какие облавы… Облава. Охота на человека. Тот, Кто Вернется говорил, она случится. Рано или поздно. Будь осторожен, говорил он…

— Значит, я не нужен?

— О чем я толкую! Посиди здесь до ночи, а потом…

— А… Маленькая Марантина? Твоя сестра?

— Что — моя сестра? Ты что, надеялся утащить ее с собой?

— Утащить? Она сама хотела. Она обещала мне…

— Ерунду она тебе обещала. Этого еще не хватало! Чего ради она будет исчезать, сам подумай? Убийца пойман, а она вдруг раз — и исчезнет! Что напридумывает после этого Арамел? Что учудит дознаватель?

Я отодвинулся.

— То есть как? Погоди. Я никуда без нее не полечу!

— Придется, Мотылек, — он умело изобразил сочуствие и похлопал меня по руке, — Ничего не поделаешь. Так уж сложилось.

— Но…

— Ты отличный парень, Мотылек. Рад был с тобой познакомиться. Но теперь мне пора. Счастливого пути.

Он поднялся с ящика, собираясь уходить.

— Но попрощаться, Маленький Человек! Позволь нам хоть попрощаться!

Дай только дотронутся до нее. Схвачу и унесу. Без разговоров. Только вот что делать с собаками? Потребовать, чтобы их выпустили за ворота. Пусть бегут. А потом я их найду. Да, так.

Маленький Человек обернулся и сказал мягко:

— Очень жаль, но это совершенно невозможно. Я знаю Альсарену. Она закатит скандал, будут крики, слезы. Лишний шум, лишние нервы. Пожалей хоть ее. Поверь, будет лучше, если она ни о чем не узнает.

Нет, она узнает! Надоело мне… думать о посторонних. Входить в их обстоятельства. Почему в мои обстоятельства никто не входит?

Он не успел отшатнуться. Он даже испугаться не успел.

— Эй! Рехнулся? Что ты делаешь?!

Вот так, Ирги. Вот так, так, и так. Как ты учил меня.

— Не дергайся, Маленький Человек. Укушу.

— Ты свихнулся, — пробормотал он, — зачем я тебе? Отпусти.

Я нашарил на ящике подаренный кинжал.

— Иди к люку. Осторожно. Не вздумай вырываться, сломается рука.

— Заложника взял? Ты дурак, Мотылек. У тебя никаких шансов. Тебя убьют.

— Молчи. Лезь в люк.

По приставной лесенке мы слезли в более просторное круглое помещение без окон. Здесь оказалось совсем темно.

— Я ничего не вижу, — закапризничал Маленький Человек.

Не то, чтобы он был очень напуган, но обеспокоен и рассержен — это точно.

— У меня ночное зрение. Иди вперед. Там дверь.

За порогом вела вниз витая лестница. Освещали ее редко прорезанные вертикальные узкие окошки. Для меня света было предостаточно, но для Маленького Человека явно не хватало. Он едва плелся и спотыкался на каждой ступеньке. Мы спустились витка на четыре, когда он снова завел:

— Ты совершаешь ужасную глупость, Мотылек. Тебе не дадут уйти. Тебя подстрелят.

— Если подстрелят, твоя сестра упадет и разобьется.

— Она марантина, как ты не понимаешь! Она почти ведьма. А тут ты ее требуешь. Ты думаешь, кальсабериты будут спокойно смотреть, как вампир уносит ведьму? Вас обоих насадят на стрелу!

Пропасть, что он говорит? Неужели они посмеют… Маленький Человек передернул плечиками и остановился. Стриженая макушка его не достигала моего подбородка.

— Ты не знаешь, что такое кальсабериты, Мотылек, — с нажимом проговорил он, — Они не позволят вам даже взлететь. Они вас сразу схватят и будут долго, долго, долго пытать. А потом отправят на костер.

— Что значит — пытать?

— Это значит — делать больно. Очень, очень, очень больно.

— Зачем?! — поразился я.

— Чтобы вы признались в связях с нечистым.

Не знаю никакого "нечистого"!

— Вас растянут на стене друг перед другом, и ты будешь видеть, как пытают ее, а она — как пытают тебя.

Маленький Человек содрогнулся. Он говорил правду. Я слышал это — отчаянную горькую ярость. И стыд. Ему было стыдно за этих… которые делают больно.

— Но… я не улечу без нее, понимаешь? Зачем мне куда-то лететь без нее? Ты еще маленький, ты и представить себе не можешь, каково это, когда…

— А ты разве взрослый? Страсти-мордасти. Взрослые такого себе не позволяют.

Он выдернул локоть из моих ослабших пальцев и обернулся. Я очень близко увидел его глаза, яркие и светлые, так похожие на Альсины. Откуда в нем столько холода? Захватывающего дух, обжигающего холода?

— Я приведу ее к тебе, — тихо сказал он, — Сейчас. Нет, не сейчас. Ближе к ночи. Когда все лягут спать. Возвращайся в голубятню и жди.

Пауза.

— Нет, — выдавил я, — нет. Ты лжешь. Ты обманешь меня.

— Я не уверен, что у меня получится. Но я постараюсь. Я хочу тебе помочь. Разве нет?

— Да… Наверное…

— Мне невыгодно тебя обманывать, пойми. Ты готов совершить умопомрачительную глупость. И совершишь, если я обману тебя.

— И совершу!

— Не сомневаюсь. Знаешь, — он осторожно взял у меня из руки им же подаренный кинжал, — мне надо было бы тебя сейчас убить. Одним махом решить проблему. Что смотришь? Раз я заговорил об этом, то ничего такого делать не собираюсь, — он передал мне кинжал за лезвие, — спрячь его куда-нибудь. Глупый ты, Мотылек, даром что эмпат.

Я опустил голову. Опять. Опять я остался в дураках. Это судьба.

— Ну что ты здесь стоишь? Топай наверх. Увидят тебя, не дай Бог…

Он нетерпеливо пихнул меня в плечо, но я перехватил его запястье и развернул мальчишку спиной к себе. И подтолкнул коленом в тощий зад.

— Иди вниз.

— Опять? Да что ж тебя так разбирает!? Все же оговорено!

— Я не отпущу тебя, пока мы с твоей сестрой не отлетим подальше. В тебя стрелять не будут. Шевелись.

— Потащишь по воздуху и меня и сестру? Пупок не развяжется?

Я не уловил смысла последней фразы, но сарказм до меня дошел.

— Я без труда поднимаю вес в полтора раза больший чем собственный.

— Однако… — пробормотал он, послушно спускаясь по ступенькам.

Мы миновали еще пару витков. Здесь от лестничной площадки ответвлялся коридор, явно в сторону жилых помещений. Почему-то никого из обитателей Треверргара мы так не встретили. Мало того, поблизости я не мог расслышать ничего внятного. Отзвуки человеческого присутствия доносились глухо, снаружи, и имели взволнованную, тревожную окраску.