Ирина Булгакова - Черный завет. Книга 2

Леон растерянно ковырял ложкой в миске и боялся поднять глаза. Мары расселись в двух сторон от старухи и скалили белые зубы.

— Ладно, — старуха в сердцах хлопнула ладонью по столу. — Мороку держать — сил много надо. Свой он, выдержит. Скидывайте…

В первый момент Роксане показалось, что так было сказано о каком-либо предмете одежды — что скидывать-то? Она успела вопросительно глянуть на враз поскучневших Мар, когда поплыл, потек сбежавшим молоком наведенный морок. Втянулись пухлые щеки, помутнели глаза. Поперечные трещины стянули губы, словно перевязали невидимой нитью. Выжелтилась, огрубела кожа, туго обтянув крепкий еще костяк, сгнившими плодами повисли впалые груди.

Роксана мельком взглянула на Леона и от души пожалела его. Пойди, пойми, что было лучше: бесстыжий морок или голая правда? Парень поперхнулся, выбрав неудачный момент для того, чтобы поднести ложку ко рту. Роксане пришлось приложить его кулаком по спине.

— Так-то лучше, — старуха плутовато прищурилась. — Хоть поешь спокойно. Давно по лесу ходите?

— Давно, — нехотя поддержала разговор Роксана.

— Вижу. По какой надобности на юг подались?

Леон молчал. Напуганный, он торопливо, давясь, допивал теплый отвар. Губы его дрожали и струйки желтоватой жидкости текли по подбородку. Во всяком случае, отвечать он не собирался. И то хорошо. Роксане пришлось придумывать на ходу.

— Решили поискать места, куда война не дошла. Жить хочется.

— Всем жить хочется. Не пойму только, зачем ты врешь мне? — слепые глаза уставились на Роксану. — Я не прошу правды. Говори мне просто — не скажу. Я пойму. На недостаток ума до сих пор не жаловалась. А врать мне не надо. Ты, девка, знай — хотела бы я правды, непременно бы дозналась.

— Хорошо. Не хочу говорить, — пожала плечами Роксана.

Показное радушие знахарки куда-то подевалось. Тоска пустила в сердце острые когти: как ни ходи вокруг да около, старуха права — правду узнает.

— Не говори, — подхватила старуха. — Идете — идите себе, держать не буду! Чего только связывает вас, не пойму. Разные вы. Он — другой, и ты — другая. Да мне до этого и дела нет. Скажите лучше, чего изверга за собой водили. Ты скажи! — она ткнула костлявым пальцем в сторону Леона.

Тот порывисто перевел дыхание и поставил на стол кружку, которой прикрывался от слепого взгляда хозяйки.

— Так… увязался, — наконец, сказал он.

Несмотря на растущую тревогу, Роксана едва не усмехнулась: слышал бы его кочевник!

— Увязался, — неодобрительно покачала головой старуха. — Сами не смогли от него избавиться, все подсказки нужны.

— Так, — начал было, Леон, но получил каблуком сапога по ноге и замолчал.

— Сами не могли. Он сильный, — вместо него ответила Роксана.

— Врешь ты все, — старуха навалилась грудью на стол. Белые бельма стали прозрачными и Роксане почудились черные зрачки за мутной пеленой.

Мара, сидевшая по правую руку от старухи, смотрела на Роксану красными, как разгорающееся пламя свечи глазами. Грязная, лохматая, будто только вчера выбралась из могилы. Только в том и дело, что не было никогда у нее могилы, с надгробным камнем, удерживающим безвременно почившую душу. Желтые когти медленно скребли столешницу. Этот звук — долгий и тягучий выматывал Роксане душу.

— Одно хорошо, что изверга убила, — вздохнула старуха.

— Какого…

Начал Леон и не закончил. Так и остался сидеть с открытым ртом. Роксане пришлось вторично наступить ему на ногу. Умению следить за своим лицом, ему следовало поучиться у кочевника, — мелькнула у Роксаны запоздалая мысль.

Старуха поняла недоумение Леона по-своему.

— Ты, судя по всему, к смерти не приучен. Это пройдет. Со временем пройдет. Еще? — старуха придвинула кувшин с отваром, но Леон отрицательно замотал головой. — Врать хоть бы научилась, — она покосилась в сторону Роксаны. — Для девушки уметь врать — первое дело. "На юг, где нет войны", — ехидно передразнила ее. — Если уж мира искать, так на севере. А уж на юге, где полно извергов…

— На севере тоже мира немного, — потупилась Роксана.

— Мира нигде нет. Если в душах людей война — откуда миру взяться?

— А почему так получилось? — выпалил вдруг Леон. — Откуда взялась эта война в душах? Ведь раньше все было хорошо!

— Много ты понимаешь — хорошо, — в спокойный тон старухи вплелись угрожающие ноты. — Когда вместо того, чтобы довольствоваться силой, что есть в нашем мире, лазать стали куда не надо. Я говорю о тех, Повелителях демонов, будь они трижды… Ходили в мир Иной, как к себе домой, вот перегородка и истончилась, и поперла оттуда всякая сила — куда нам с ней справиться…

— И я о том же говорю, — глаза у парня заблестели.

— Что толку от твоих разговоров? Говори сколько угодно. Только сделать — ты — ничего не сможешь. Со временем поглотит нас мир Иной и ничего от нас не останется.

— Но… Может еще что-нибудь можно сделать?

— Ничего сделать уже нельзя. Как плотина на реке прохудилась — поздно бревна таскать да подкладывать — пойдет стеной вода всех с собой унесет. Конечно, одной смертью ничего не решишь… Но стара я стала, стара… Ладно, поговорили и будет. Ночь на дворе, у вас дорога завтра долгая. Ложитесь вон, на лавке. Широкая она, места хватит. Хоть и молодые вы, но уснете быстро — травку я вам подсыпала…

Леон, уже поднявшийся с места, застыл, переваривая сказанные слова.

Не к добру сказала старуха про травку, не к добру. Роксана тоже поднялась из-за стола, стараясь не смотреть на Мар-морочниц. Стоило бросить на них неловкий взгляд, как от надежды, пойманной птицей бившейся в руках, не осталось и следа. С каждым шагом, приближающим ее к лавке, тревога не отпускала, а наоборот, росла.

— Погоди, — голос старухи остановил девушку как стрела, пущенная в спину. — Ты ничего не забыла? Кинжал верни. Не дарила я его тебе, а для дела дала.

Краем глаза Роксана успела заметить, как удивился Леон, медленно развернулась и пошла обратно. Идти было всего ничего, но на сердце царила такая пустота, какая бывает во сне, когда летишь в пропасть и не знаешь, что ждет тебя в конце. Понимала, что после того, как кинжал окажется в руках старухи, предпринимать что-либо будет поздно, но метнуть оружие во впалую старческую грудь так и не смогла. Роксана обреченно протянула нож — будь что будет.

Хищно оскалились Мары, будто звериным чутьем почуяли ее волнение.

Старуха взяла нож. Ей понадобился короткий миг, чтобы узнать истину.

— Значит, вот как, — задумчиво протянула она. В закрытых бельмами глазах притаилась смерть.

— Беги, Леон! — Роксана захлебнулась криком.

Грубо сколоченный стол не стал для Мар преградой. Сухое, поджарое тело распрямилось в прыжке. В последний момент Роксана ударила ее в грудь ногой, но морочница боли не почувствовала. Удар сбил ее. Она скатилась со стола и спустя мгновенье снова была на ногах.