Ирина Булгакова - Черный завет. Книга 2

Кочевник пытался достать до спины, но у него ничего не получалось. С опозданием до Роксаны дошло, что он старался намазать раны мазью. Несмотря на то, что кочевник выказывал настоящие чудеса изворотливости, большая часть мази в раны не попала.

Смотрела Роксана, смотрела, как кочевник тянулся, то левой, то правой рукой, обнимая себя за плечи и несмотря на серьезность ситуации, с трудом сдерживала смех. Ее останавливало лишь то, что обладающий отменным слухом кочевник за неосторожно вырвавшийся смешок способен сломать ей шею.

Чтобы сбить смешливый настрой, Роксана покусала для верности губы и не скрываясь вышла из кустов, нарочно производя больше шума.

Как девушка и предполагала, за те несколько шагов, что она прошла, кочевник многое успел. Например, успел вскочить и развернуться к ней лицом. В его руке блестел невесть откуда взявшийся нож, но ему было далеко до того, что красовался у нее на поясе. Роксана отметила это вскользь, после того, как подошла ближе. Так, что смогла рассмотреть татуировку до мельчайших деталей. Мастер был виртуозом — особенно ему удался металлический шарик, венчающий конец кнута.

Ханаан-дэй ждал. И в его глазах зрел вопрос.

— Я помогу, — Роксана протянула руку, — давай мазь.

Если он и колебался, то сделал это незаметно.

— Сядь, мне будет удобнее.

Кочевник снова опустился на камень, с которого поднялся мгновенье назад.

Мазь сладко пахла и была прохладной на ощупь. Роксана осторожно намазала рану. Потом сорвала листок и убрала остатки, размазанные по спине.

Сначала кочевник вертел бритой головой, проверяя, все ли она делает так, как надо. Потом угомонился. Сидел смирно, дышал ровно и позволил Роксане спокойно закончить работу. А она думала о том, как же он умудряется бриться каждый день и ни разу не порезаться?

Раны давно были намазаны. Она прошлась еще раз по краям и вдруг одернула руку как ошпаренная. Сразу после того как поняла: ей нравилось касаться его тела.

— Я хочу, чтобы ты знала, — нарочно глухо сказал кочевник, чтобы шум воды заглушил то, что он хотел сказать. — Я был против этой войны. Еще тогда, пятнадцать лет назад.

Роксана мысленно отняла пятнадцать от двадцати девяти. Получилось четырнадцать. Мог ли четырнадцатилетний мальчик что-либо решать, пусть даже для себя? Она вспомнила себя два года назад и пришла к выводу, что мог.

— Я хочу, чтобы ты знал, — в тон ему сказала она. И только чуть-чуть покривила душой. — Ты мне ничего не должен. Дважды я спасала тебя — дважды ты меня. Мы квиты.

— Я иду на юг. Вы тоже…

Она не успела спросить, откуда он знает? С него станется и подслушать.

— Втроем идти проще. Что ты решила?

Роксана не сразу сообразила, что он обратился к ней с вопросом. Может, на добродушный — в самом широком смысле слова — лад его настроил ее неумелый "массаж"?

— Здесь нечего решать, Хан. Ночью мы идем мимо замка. Лучше уж сразу, если что… Чем дохнуть в горах под обвалом. Например.

Ханаан-дэй кивнул, подтверждая, что так и думал. Роксана повернулась и пошла в лес, сожалея о том, что случилось: собственной откровенности кочевник ей не простит.

Так и получилось. Вечером сидели у костра и в отсутствии кочевника Леон разговорился.

— Я не понимаю, что тебя пугает? — Леон в сердцах подбросил хвороста в огонь. Сухие ветки горели ярко и дыма не давали. — Я тоже наблюдал за этим замком. Там давно никто не живет.

— Никто, — фыркнула Роксана. Леон не обратил на это внимания — продолжал гнуть свое.

— Скорее всего, он лет сто как заброшен. Проскользнем ночью как мыши…

— В мышеловку, — уточнила она.

— Зачем обязательно во всем видеть плохое? — Рука Леона, тянувшаяся к хворосту застыла на полпути. — Потому все и случается, что ты видишь плохое. Что ты скажешь, когда ничего не случится? Где тогда будет твое хваленое предчувствие?

— Лучше уж так, чем…

— Чем что? Ты что, на самом деле рассматриваешь путь в обход? Про реку я вообще молчу.

— Вот именно, лучше помолчи.

— Да я только и делаю, что молчу. Живые люди, а ведете себя как мертвые. О степняке я не говорю.

— А ты бы хотел, чтобы я раскрыла тебе свою душу? — вспылила она. Тоже мстила себе нарочитой грубостью за те ощущения, что подарило нечаянное прикосновение к спине кочевника. — Кто ты мне — друг, товарищ, брат? Мы спутники, у нас одна цель! Для этого нет необходимости целыми днями вести задушевные разговоры!

— Как у животных.

— Что? — не поняла она.

— Как у животных. Один путь — одна цель. И никаких разговоров.

— Ты животных не трогай. Они не жрут себе подобных. Без крайней необходимости, конечно.

— Видишь, — тотчас уцепился он. — Сама со мной согласна. Зачем нам, людям, эта бойня? Но если предположить, что это нужно кому-то еще, все сразу сходится…

Как всегда бесшумно возник кочевник и разговор прервался. К вящему удовольствию Роксаны.

Ханаан-дэй вел себя, как ни в чем не бывало. Движения его были легки и быстры. Ничто не указывало на то, что тянутся по спине две борозды, без сомненья причиняющие боль. Он ни на кого не обращал внимания и Роксана, с тяжестью на сердце ожидавшая подвоха, постепенно успокоилась. Сытый ужин и вовсе настроил ее на благодушный лад.

Стих ветер. До поляны не долетал шум бурной реки. Прощальные лучи заходящего Гелиона чертили сквозь спутанные ветви пыльные дорожки. В столбах света суетилась мошкара.

И надо же было такому случиться, что Роксана позволила себе вспомнить утренний случай у реки. Да ладно бы только вспомнить! Стоило представить себе, как изворачивался кочевник, пытаясь дотянуться до раны на спине, как вымазался в жирной мази словно поросенок в грязи — и не заметила, как с губ сорвался веселый смешок.

Леон вскинул на нее недоуменный взгляд, в то время как быстрее молнии сорвался со своего места кочевник. Не успела Роксана и глазом моргнуть, как намотал он себе на руку ее многострадальную косу. Еще хорошо, что в этот раз не стал коленом на грудь давить.

Вскочил Леон, заметался вокруг, отыскивая меч. А кочевник приблизил к ней черные, горящие яростью глаза и тихо сказал.

— В следующий раз, когда решишь — покажи мне, над чем смеешься. Посмеемся вместе.

И со злостью высвободил руку из спутанного узла волос. Роксана хотел оттолкнуть его коленом, но он уже сидел на прежнем месте и спокойно занимался своим оружием.

Сдерживая гнев, Роксана поднялась, краем глаза замечая, с каким облегчением выдохнул побелевший Леон. Отстегнутый пояс с кинжалом лежал в двух шагах. Роксана медленно подняла пояс, вытащила из самодельных ножен кинжал. Со злорадством отметила, как враз перестал заниматься своим делом кочевник. Как бальзам на душу — его пристальный взгляд, следящий за каждым ее движением.