Вадим Климовской - Марш Обреченных. Эстафета

Войчек судорожно дергал руками и ногами, над самой физиономией порхала королева сильфид, отчаянно щебеча на своем языке. Если бы мастер понимал их речь, то понял, что Оракул его принял и собирался говорить.

То, что скрутило в бараний рог Войчека, оказалось гибкой и толстой лианой, росшей с основания цветка, сам бутон был огромен, распущен кроваво-алыми лепестками, источающими дивный и пряный запах. Но мастер клинка и ножа обомлел не от аромата, его парализовали гигантские размеры растения. Цветок рос с основания скалы, закрепившись мощными корнями, питаясь влагой из подземных и внутренних источников Откосых гор. Лианы жгутами обвисли под лепестками, иногда приходя в рефлекторные движения. Войчека им удалось поймать на лету, спасши храмовнику жизнь, и тем самым, обеспечив аудиенцию к Оракулу. Правда, осталось узнать — кем является тот самый Оракул?

— Говори человек, Оракул слушает тебя! — На самое ухо защебетала сильфида.

Оракул?! Цветок?! О Аллон, Оракулом оказался гигантский цветок!

Лианы подтягивали Войчека к раскрывшемуся бутону.

"Человек?! Обреченный?! Ваш храм никогда, не способен оставить меня в покое!"

Ярко выраженное возмущение в голове у мастера клинка и ножа. Он подавил удивление.

"Говори человек, зачем пришел? Хотя… я и так, догадываюсь — снова пророчество?"

— Да-а…

"Ты хочешь знать свою судьбу?"

— Нет. Судьбу храма.

"Тебя интересует судьба всех храмовников, мастер?"

Войчек лихорадочно думал, но сказал правду.

— Желательно.

"Раньше вы приходили по индивидуальным вопросам, теперь что-то произошло, изменилось? Храм стал одной семьей?"

Сколько сарказма — это чудо еще смеет издеваться?

— Храм на тропе войны.

"И кто враг — эльфы? Лестор?"

— Да, теперь осмелели и эльфы.

Волна смеха в голове.

"Остроухие взбунтовались. Наконец, решились?"

— Так как будет с пророчествами?

"Я скажу, ты все увидишь! Но…"

— Что но?

"То, что видят люди, не всегда их радует и удовлетворяет…"

— Я пришел узнать правду! И готов к любым последствиям!

"Хорошо. Ответ за тобой. Тогда — смотри!"

Сперва пустота в голове. Потом сознание Войчека взорвалось снопом ярких образов и картинок, он не понял что происходит, и только четкий самоконтроль, позволил ему скоординироваться, взять себя в руки, удержаться на плаву реальности. А не бреда.

Будущее явилось краткими сюжетами, сложившимися в беглую хронику миражей:

"мальчуган и две девчонки, ободранные и перепачканные кровью в узких тоннелях…"

"неясный силуэт твари — волка или… жуткого монстра, раздирающего одного за другим воина в боевых формах…"

"странный незнакомец, похожий на эльфа, в окружении паренька и двух девчонок, смутно знакомых — бегут болотными топями, спасаются…"

"за беглецами погоня — эльфы-воины и эльфары с отрядами лучниками, преследуют замученных людей…"

"твари окружили крепость и осажденные отбиваются из последних сил…"

"две армии столкнулись опять после двухлетнего примирения…"

"на холме силуэты фигур, покоренные судьбе, готовые на смерть, во имя мира на Зоргане, во имя — вечной справедливости…"

Сознание окатило ледяным холодом, и Войчек вынырнул из транса.

В голове бред — мыслеобразы перемешались, перетасовались картами.

"Ты узнал все что хотел?"

— Как же, а судьба храма?

"Человек, судьба храма в ваших руках!"

— В наших? И что для этого необходимо сделать?

"Им — ждать смерти. А тебе — спасать будущее!"

— Аллон!!!

Он от неожиданности и напряжения провалился в пропасть, но на этот раз — бессознания…

— Нет, ты только глянь, Крот, свинота вельможная, совсем офонарела! Леса хозяйственные, дороги барские, а они шастают и катаются, почем попадя! Крот, зови шустряка нашего, Клевера, пущай на гербы глянет, что за павлин в наш огород пожаловал?

Тетерев гогот.

Из подлеска показался щуплый малый на дохлячей пятнистой кобыле, поравнялся со взводным и патрульным, загарцевал на месте.

— А ну тихо, Стручок, не видишь, резидента в наших лесах поймали?

— Ре… резиде… резидета?

— Заткни ему пасть, Крот, а то я не выдержу, утихомирю на век!

Клевер позеленел, затем посинел от страха.

— Глянь-ка, хлопчик, на карету расфуфыренную, что посередке моста стоит, часом не узнаешь по гербам, чья она?

"Хлопчик" в сумраке заходящего дня прищурился.

— Да нет вроде, незнакома…

— Ты внимание сосредоточь, бестолочь! В оба проглянь! Проворонишь — шкуру сдерем!

— Заживо! — Поддакнул патрульный.

Клеверок крупно задрожал.

— Явно нездешние, гербов таких не видывал! Остроглазый щит? Нет. Точно не знаю.

На дверцах кареты, что стояла одиноко посреди деревянного моста через Дубравку, красовались по щиту с каждых сторон, а в центре — чудное буркало, то звериное, то человеческое, то — еще чье-то?..

— Хорош, Крот, дело делать надо!

— Надо так надо…

— Ты не заливай, вместе идем!

— Да, понял я, — буркнул враз присмиревший взводный. — Клевер ступай, наших сюда клич, но что б тихо, без единого шороха, понял?

— Ага…

— Я те дам ага!

— Так точно!

— Тише бараны! — Гаркнул на них начальник.

Но как бы не галдели служивые, на мосту стояла тишина, ни движения, ни возни.

Крот отправил вперед Хмеля, Чашку, Штопаного, Булата и Клевера. Карпуху, Крутого и Фартового оставил в прикрытие на арбалетах, чуть что — стрелять! Своих не своих, главное — врага или нечисть к начальству, то бишь к ним, не подпустить.

Их малочисленный отряд, как на ученьях разделился, занял позиции, а те, кто должны идти в разведку боем, тихо и крадучись направились к мосту. Загудели сапоги по бревенчатым колодкам, первыми подошли к карете Чашка со Штопаным. Зашли с двух сторон, откинули полуоткрытые дверцы экипажа. Выставили вперед клинки, обшарили карету снизу доверху. Никого! Ни души! Странно?

Огляделись по сторонам — с противоположного берега Дубравки гробовая тишина, даже птичьего щебета не слышно и зверье молчит. Удивительно!

Крот нутром чувствовал подвох, но не мог понять где?

Чашка скрылся в салоне кареты, разминая задницу на подушках, рассевшись на все сидения.

— Штопаный, залазь, чего крутишься?

— Уж больно тихо!

— Да ну тебя! Говори нашим, нехай прут к нам!

Вояка косо зыркнул на соратника, сплюнул через край моста в быструю реку и поплелся к остальным. Те топтались у банки возничего, разглядывали упряжь и спорили, куда могли подеваться кони? Забрали хозяева экипажа или животина вырвалась, перегрызя сбрую?

— Поди, подгони их, Крот, чего возятся?

Тот недовольно оскалился, но не решился перечить. Повел коня к засевшим на берегу трем арбалетчикам. Свесился с коня и коротко приказал: