Ольга Кузнецова - Просто солги

У мужчины слащавая улыбка, но весь он сам, полноватый, без единой волосинки на яйцеобразной формы черепе, не отталкивает — скорее, наоборот, вызывает расположение. Он не смотрит на меня как на кусок мяса, не разглядывает мою неприлично торчащие из рано заканчивающейся блузки края черного кружевного лифчика, несмотря на то, что именно эта часть моего тела приходится ему на уровень глаз.

— Как вы думаете, у меня есть шансы? — с надеждой спрашиваю я, прикусывая нижнюю губу (помада на этот раз не алая — коралловая, но это, в сущности, не имеет никакого значения).

Мужчина — мистер Айрон — я вижу, хочет сказать мне какие-то слова утешения, но слова обнадеживающей лжи застывают прямо у него на губах. И он сочувственно улыбается.

— Это очень сложное дело, мисс. Сейчас трудно сказать — все теперь зависит от судьи.

Когда месяц назад, в начале марта, я получила повестку в суд, то фактически была уверена в собственной победе. Как же так: Жи же, безусловно, захочет остаться со мной, а остальное уже и не так важно. Но когда моя уверенность, наконец, достигла своего пика, я поняла, что слишком далеко забралась и падать, определенно, будет очень больно. И чем больше проходило времени, тем сильнее я отчаивалась. Не помогали даже регулярные вылазки с Джо — все действия я теперь делала фактически на автомате, да и чувствовала уже не так четко, как прежде.

Джо говорит, что, если Главный узнает о том, что в один прекрасный день я больше не смогу помогать им в их нелегком деле, то это будет далеко не самый лучший день в моей жизни. Джо говорит, и я ему по-прежнему верю.

— Когда начнется процесс? — спрашиваю я, опасаясь, что до моей импровизированной казни остается всего каких-то несколько мгновений.

Мистер Айрон бросает на опоясывающие его пухлое запястье дорогие швейцарские часы небрежный взгляд и поднимает на меня переполненные волнением глаза.

— Двадцать минут, мисс. Но только, прошу вас, не говорите мне сейчас ничего. Особенно про то, что, если мы выиграем этот процесс, я получу гораздо больший гонорар. Это отвлекает меня, — с задорной ухмылочкой пыхтит он, и я улыбаюсь, понимая, что он всеми силами пытается меня успокоить, развеселить. По мне все одно.

Я пытаюсь рассмеяться вместе с ним, правда пытаюсь, но мне не удается, и из горла вырывается только противное шипение.

Они все такие. "Выше голову, Кесси! Так держать!" Думают, что могут стать моими личными психотерапевтами. Разбежались. Мой психотерапевт сейчас где-то в Чикаго, потягивает в каком-нибудь пафосном клубе мохито и прикидывает, какой пиджак ему напялить на собственную свадьбу. Ким ведь всегда все продумывает до мелочей.

На небе ни облачка, а я стою перед зданием суда с пластмассовым стаканчиком быстрорастворимого кофе в руке (теперь уже никак не могу отвыкнуть от этого суррогата). В моей голове проносятся тысячи фантазий: толстая афроамериканка, судья Грэг поистине непредсказуемая женщина. Она сумасшедшая, и…

…и я боюсь, что просто проиграю.

А что я буду делать тогда? Позвоню Джо, и он вытащит меня на очередную "вылазку", чтобы развеяться? А потом? Снова соседка Леи, но только уже не в качестве "гиперчувствительной"?

В качестве обычной шлюхи.

…

Простите, я не могу — я выйду.

И каждый раз, сбегая от проблемы, мы пытаемся убежать от самих себя. Если бы душу и тело можно было разорвать, мы бы давно этим воспользовались и продали душу первому встречному. Уж я-то наверняка.

Я думаю, что, если не играешь, невозможно и проиграть. Не из-за чего беспокоиться, нечего опасаться. Ты живешь себе в своей уютной теплой норе, спишь на своей кровати-диване-кушетке, плюешь в потолок, проводишь все свое свободное время на отвесном карнизе и лишь временами выбираешься на "вылазки". Но эта схема не работает так слаженно, как раньше.

Теперь все свое свободное время я думаю о том, какая же дерьмовая жизнь мне досталась.

— Простите, я не могу, — шепчу я на ухо мистеру Айрону, но мужчина не дает мне встать, не дает со слезами на глазах выбежать из зала суда. Здесь воздух так и пропитан грязными деньгами, унижающими словами и смертными приговорами. Я чувствую.

И судья Грэг тоже пропитана. У нее усталый безразличный взгляд, она едва ли понимает, что делает или что собирается сделать. Она тоже живет на автомате. Почти как я.

— Мне нужно выйти. Попросите перерыв, — молю я, не в силах смотреть на опустившую в пол глаза Жи, сидящую через несколько ярдов от меня.

— Не говорите глупостей, мисс Слоун, — через силу улыбается мой адвокат, но я не верю его уверенности. Я вообще никому не верю.

…

Я смеюсь. Дико, истерично, с какой-то легкой примесью сумасшествия. И я прекращаю смеяться, только когда понимаю, что я — единственная, кто все еще смеется.

На меня уставлены две пары карих глаз. Непохожих: у Леи глаза узкие, а у Жи, наоборот, широкие.

И, кажется, они до сих пор не могу понять, почему я все еще не могу успокоиться. Они думают, наверняка, одинаково. Думают, что жизнь сломала Кесси пополам, предполагают, что у Кесси уже поехала крыша. Предполагают. И они почти уверены в этих своих предположениях.

Жи меня любит, искренне, по-настоящему, слепо. А вот Лея пытается меня понять, раскусить, разгадать. Я не мешаю ей — просто не хочу разочаровывать ее.

Они обе рядом, обе — моя единственная, настоящая семья. Обе — проститутка и малолетняя дочка наркомана, сбежавшая из дома своих опекунов. Они обе — рядом. И от этого мне становится легче.

Я прекращаю смеяться, и по телу пробегает легкий холодок, такой немного отрезвляющий.

В этом доме, в "не моей комнате" стены тонкие, слышно все. Но иногда я думаю, что это не стены картонные, а это я просто слышу все, что не надо. Все, что не положено.

— На, выпей. — Лея протягивает мне стакан с какой-то бурой жидкостью на дне. По одному запаху я определяю скотч, и вспоминаю, что Ким в тот день тоже пил именно этот ядовитый напиток.

Я недоверчиво разглядываю плещущуюся на дне стакана жидкость, то прищуриваясь, то прикрывая по очереди левый и правый глаз. Затем резким движением осушаю стакан и чувствую, как горькая жидкость начинает медленно стекать вниз по пищеводу.

На вкус скотч гораздо вкуснее, чем пиво, но я понимаю, что много этого огненного напитка мне не осилить.

Встретившись взглядом с двумя парами карих глаз, я не выдерживаю и вновь прыскаю. Но на этот раз быстрее снова становлюсь серьезной.

— Чувствуешь, Лея? — Даже в малом количестве алкоголь действует на меня крайне губительно — я чувствую это, но не могу ничего с этим поделать. — Чувствуешь весну? Джен выходит замуж весной.

Лея смотрит на меня с явным неодобрением, но мне все равно. Я немного пьяна, немного одурманена собственной победой и могу позволить себе быть развязной хотя бы в этот вечер.