Михаил Михеев - Охота на невесту 2

– Да ничего не сделает, – не глядя на удручённого Фауля, буркнул Лик. – Всё уже твоя добрая милая дочурка сделала – отрубила руки и башку, а вот ребёночка приголубила. Стоят они друг друга, одного поля ягоды. Да не бойся ты так за неё! Уж кто-кто, а она от графского гнева никогда не пострадает. Он скорее себя убьёт, чем её обидит… Так-то. Корбина лучше пожалей – характер у твоей дочурки не девчачий. Кошка она дикая. Граф то от неё уже люлей получал, а она от него – ни разу. Вот и думай, кому сочувствовать. А за дом тот не переживай. И не такое творили. Помню один раз целый остров со всеми его обитателями выжгли, за то что они наших разведчиков поймали и съели. Дикари, что с них взять… Король соседский орал тогда на весь континент "Это геноцид!", а сам теперь там кроликов разводит…Я тебе ещё одну историю расскажу. Лет тридцать назад, когда я еще служил в королевской гвардии, ехали мы через южные земли. Южные – в смысле, через южный континент, населенный людьми, чья кожа черна, как головешка. Взбрело тогда в голову королю составить описание тех мест – вот он и послал экспедицию. Картографы, натуралисты, дипломаты, и полусотня солдат в охране. Мы довольно долго ходили в тех местах… Там мы находили руины огромных древних городов, сгинувших под тяжестью лет, находили и города живые, не меньшие, чем наши. В одном из таких городов местные встретили нас очень дружелюбно, устроили в нашу честь праздник… Что там было подмешано в вино, я не знаю, но утром мы проснулись связанные и без оружия. А на площади горел костер и кипели котлы.

Понимаешь, эти чернокожие сволочи не были дикарями – просто вера у них была такая. Раз в год они приносили жертву своему богу, варя скот живьем в масле, а потом съедая, и чем больше жертв – тем лучше. Мы просто оказались в неудачное время в неудачном месте, а белых людей они людьми не считали – относились, как к скотине. Я думал, все, конец.

У меня оставался амулет, который мне подарил Корбин. Маленький кристалл, который надо было разломить – и он сообщал Корбину, что со мной плохо, и показывал дорогу. Я смог его сломать, но думал, что Корбин вряд ли успеет мне помочь, а скорее всего, даже ничего не почувствует. Но он успел – явился в город совсем один, без солдат, только со своей магией и своим оружием. А пять минут спустя он уже развязывал нас, а все остальные были мертвы. В том городе жило шесть тысяч человек. Корбин… Он же воздушный маг – вот и приказал воздуху уйти из их легких. Они все задохнулись – и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Знаешь, я не считаю, что он сделал что-то плохое, потому что он спас нас всех.

То, что он сделал с тем герцогом – тоже правильно. Теперь никто не посмеет поднять руку ни на кого из его учеников. Это – принцип меньшего зла, потому что в следующий раз для того, чтобы защитить своих, ему пришлось бы устраивать резню куда грандиознее. Детей, конечно, жалко, но… Они ведь могли выполнить условия нашего графа. Не такие и суровые, кстати.

Что же касается тебя… Знаешь, насколько я знаю Корбина, а я, поверь, знаю его очень неплохо, Джурайе ничего не грозит в принципе. Больше того, если кто-то когда-то что-то посмеет даже не замыслить, просто подумать против нее… Пускай сразу вешается – выйдет намного полезнее для здоровья. За спиной Корбина она в полной безопасности, настолько полной, насколько вообще возможно в этом мире.

Бедняга Фауль уходил от Лика в растрёпанных чувствах, не зная, что и думать теперь о графе, но в полной уверенности, что уходить ему нельзя – такой опасный человек может очень многому научить, в том числе и тому, как противостоять ему самому. Нужно только хорошо учиться…

Лик задумчиво посмотрел ему вслед: за это совсем непродолжительное время древний повзрослел, похоже, сильнее, чем за все предыдущее тысячелетие. Что же, возможно, это и хорошо…

Корнелиус вот уже долгое время наблюдал за своей любимой ученицей, не понимая, почему эта девочка-праздник всё больше и больше уходит в себя. Что-то мучило Элию, не давало покоя, грызло изнутри. Корнелиусу тоже было что рассказать Эльке, но надо ли?

– Корнелиус, как учёный учёному… Мы с Доминой наткнулись на одно забавное совпадение… А может и не совпадение? Скажи, как Адрис относится к Корбину?

– Хвала Единому, трения позади… А сначала думали – прибьют друг друга. Адрис-то тоже не пальцем деланный, хоть и не маг, а за себя постоит, да и фантазией боги не обделили. Если бы его Корбин прищемил серьёзно, боюсь, Адрис придумал бы что-нибудь занятное и общественно-опасное. Но у Корбина хватило ума с пацаном не бодаться, теперь даже учить его взялся.

– Чему учить? У мальчика абсолютный иммунитет к магическому воздействия, он бесталанен.

– Да не абсолютный. Некромант его пробил. Вот некромантии и учит… К добру или к худу, время покажет. Не скажу, что меня это радует, но не вмешиваюсь пока… Пусть играются. Общий язык нашли, что не может не радовать.

– Немудрено, кровь не водица. Чтобы дед с внуком – да общий язык не нашли?

– Дед? Внук? О чём вы?

– А-а-а… Так я ради этого и пришёл. Адрис ваш по крови – внук Корбина. Мы очень удивились его неспособности к магии, однако это факт – прямая наследственная линия, причём мужская. Ну, удивляться то нечему. Помнится, он и сам говорил о неизвестном количестве внебрачных детей… А судя по деду, да учитывая моноталант, могу предположить, что по силе внучёк переплюнет печально знаменитого Гроссмейстера… Кстати, о нём ничего не слышно?

– Да… не только слышно. Видно даже. На Корбина и работает. Адриса и учит… Вот ведь как всё перепуталось…

Маг тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Да, в тот раз они с Шадо друг друга взаимно удивили. Бедняга Древний никак не ожидал от Корбина создания корпуса боевых некромантов, а сам Корнелиус даже предположить не мог, что волею судьбы столкнувшиеся лбами мужчины – дед и внук. Вот и возникла следующая проблема – а стоит ли говорить об их родстве им самим и их близким, и следует ли Элии знать о том, что Адрис, являясь прямым потомком Корбина, изучает в его замке запрещённое во всех цивилизованных мирах искусство некромантии… По всему выходило, что сказать обо всём следует пока только одному человеку – Элии, как самой уязвимой из всех, и то только потому, что она и сама о чём-то начала догадываться…

Ждала ли Джурайя появления Корбина? Возможно. Но, скорее, больше боялась этого. Всё же он хозяин в своём замке, и вполне мог просто отказать девушке оставить ребёнка. Даже не объясняя причин. Именно поэтому она ни разу не посетила больного у своих родственников, хотя теперь могла ходить к ним как в соседнюю комнату. Дни слились в одну сплошную полосу, вереница кормление-занятия-кормление-марш-бросок-кормление-прогулка и т.д. и т.п. пролетала мимо сознания. Каталина только охала и ворчала, негодуя по поводу того, что кормить, гулять и укладывать разрешалось только самой новоявленной матери, которая пыталась в свободное время ещё и постирать-погладить, но этого гордая нянька уж точно не могла допустить. А чем тогда ей прикажете заниматься? Что же она, так просто свой хлеб ест? Не дождётесь! И даже выторговала себе одну прогулку – утреннюю, самую длинную. Несчастной няньке было непонятно, для чего нужно таскать с собой кристалл связи, закодированный на активацию на Лискин рёв. Пара к нему была всегда в кармане Джурайи, и нередко тренировочная площадка оглашалась детским криком, а наставница срывалась с места и неслась во весь опор успокоить ребёнка, провожаемая понимающими взглядами учениц. А ещё странная хозяйка укладывала ребёнка в своей комнате, хотя девочка была на редкость крикливая. Частенько, просыпаясь по привычке от детского плача, Каталина заходила к Джурайе и наблюдала такую картину – хозяйка с малышкой на руках не глядя разогревает искрой молоко, левитирует бутылочку и кормит, судя по виду, даже не просыпаясь, но при этом никогда не забывая похлопать по спинке и дать ребёнку срыгнуть. К концу первой недели количество детских криков по ночам свелось к двум недовольным пискам, а лицо молодой мамаши приобрело более здоровый вид – видимо, стала высыпаться. Каталина только качала головой на все эти чудачества, ворчала больше по привычке и уходила спать. Служба в доме Анны вспоминалась ею теперь как страшный сон, зато не давали покоя угрызения совести от того, что обязанностей она теперь выполняет неприлично мало для порядочной прислуги…