Джон Толкиен - Две твердыни

— Он не уйдет и не заснет по твоему хотению, Смеагол, — сказал Фродо. — Но если ты в самом деле хочешь избавиться от него, ты должен помочь мне. И для этого — увы — придется показать нам дорогу к нему. Я не требую, чтобы ты шел с нами до конца и вошел в ворота, этого можешь не бояться.

Голлум сел и смотрел на Фродо из-под полуприкрытых век.

— Он там, — заскрипел он. — Он вс-сегда там. Орки проводят. Орков встретишь на восточном берегу. Не прос-си С-смеагола. Смеагол давно погиб. Отобрали у него С-сокровищ-ще, Смеагол пропал.

— Может быть, оно найдется, если пойдешь с нами, — сказал Фродо.

— Нет, никогда! Вс-се пропало, он потерял С-сокровищ-ще, — ныл Голлум.

— Встань! — приказал Фродо.

Голлум встал и прижался к стене.

— Говори! — продолжал хоббит. — Как тебе легче показывать дорогу: днем или ночью? Мы устали, но если хочешь ночью, то пойдем сразу, сейчас.

— Больш-шой с-свет реж-жет нам глаз-з-ски, — пожаловался Голлум. — Белое Лицо тож-же меш-шает, — показал он на Луну, — но оно скоро уйдет за горы, тогда мы пойдем. Пусть пока добрые хоббиты отдохнут.

— Тогда садись рядом и не вздумай шевелиться, — сказал Фродо.

Хоббиты сели под стеной, посадив Голлума посредине. Плечами они оперлись о скалу, ноги свободно вытянули. Все трое молчали, Сэм и Фродо понимали, что глаз сомкнуть не удастся. Луна медленно плыла по небу. Тени удлинялись, постепенно наползала темнота, только над головами зажигалось все больше звезд. Никто не двигался. Голлум съежился, положил морду на колени, плоскими ладонями и ступнями оперся о землю, закрыл глаза, но хоббиты догадывались, что он напряженно прислушивается и не спит, а думает.

Фродо искоса взглянул на Сэма. Сэм ответил ему понимающим взглядом. Они чуть раздвинулись, свесили головы, прикрыли веки и равномерно задышали. У Голлума слегка задрожали руки. Почти незаметным движением он повернул голову направо, потом налево, открыл один глаз, за ним другой. Хоббиты не шевельнулись.

Вдруг с удивительной легкостью и быстротой Голлум вскочил и бросился бежать в темноту, подскакивая, как кузнечик, и шлепая по земле лапами, как лягушка. Но Фродо и Сэм только этого и ждали. Не успел Голлум сделать пяти шагов, как Сэм опять сел ему на закорки, а Фродо поймал его за ногу и повалил.

— Сейчас нам пригодится твоя веревка, Сэмми! — сказал Фродо.

Сэм достал веревку из мешка.

— Куда это уважаемый Голлум изволил драпать по холодным камням? — язвительно спросил он. — Очень интересно, очень. Хотел найти своих любимых орков? Паршивый предатель! Ты заслуживаешь, чтобы тебе не ноги веревкой связали, а петлю на шее затянули.

Голлум лежал тихо и не пытался сопротивляться. Только смотрел на Сэма недобрым взглядом.

— Надо только, чтобы он не убежал, — сказал Фродо. — Мы берем его с собой, поэтому нельзя ему связывать ни ног, ни рук. Он же передвигается на всех четырех. Обвяжи ему веревку вокруг щиколотки, а другой конец держи покрепче.

Пока Сэм затягивал узел, Фродо стоял над Голлумом. Результат их стараний оказался совершенно неожиданным. Голлум завизжал тонким душераздирающим голосом, который слушать было почти невозможно. Он извивался, грыз веревку и собственную ногу, кричал так, что пришлось поверить, что ему действительно невыносимо больно.

Фродо попробовал узел, внимательно осмотрел веревку. Петля была затянута совсем не туго, руки у Сэма оказались добрее, чем язык, поранить ногу веревка не могла.

— Что с тобой? — спросил Фродо. — Раз ты пробовал удрать, тебя надо было связать, но издеваться над тобой мы не собирались.

— Больно мне, больно! — вопил Голлум. — Мороз-зит, ж-жалит! Эльфы, проклятые эльфы, это их работа! З-злые, противные хоббиты! Потому мы и хотели убежать, моя Прелес-сть! Мы чувствовали, что хоббиты з-злые, они водятся с эльфами, со с-страш-шными эльфами, у которых с-светятся глаза. С-сснимите!.. Больно!

— Нет, — ответил Фродо. — Ничего я с тебя не сниму, разве что… — он на минуту задумался. — Разве что ты дашь такую клятву, что я смогу тебе поверить.

— Дадим, дадим клятву! Мы поклянемс-ся, что будем делать вс-се, вс-с-се, что с-скаж-жут! — корчась, взвыл Голлум, хватаясь за обвязанную ногу тремя остальными конечностями. — Нам больно!

— Поклянешься? — еще раз спросил Фродо.

— Смеагол поклянется, — сказал вдруг Голлум без шипения, довольно чистым голосом и широко раскрыв глаза. — Смеагол поклянется на Сокровище.

Фродо выпрямился и когда начал говорить, опять удивил Сэма и словами, которые произносил, и суровым тоном.

— На Сокровище? И ты посмеешь? Ты на нем поклянешься, Смеагол? Эта клятва тебя свяжет. Но оно еще вероломнее тебя. Оно может по-другому перетолковать твои слова. Берегись, Смеагол.

Голлум скорчился на земле.

— На Сокровище, на Сокровище! — повторял он.

— Что обещаешь? — спросил Фродо.

— Что буду хороший, очень-очень послушный и хороший! — ответил Голлум. Потом заюлил, завыл, зашептал хрипло, будто сам уже боялся того, что говорил: — Смеагол поклянется, что никогда-никогда не выдаст ему. Никогда. Смеагол спасет. Только надо дотронуться. Одним пальчиком.

— Нет! — ответил Фродо, с жалостью, но сурово смотря на Голлума сверху вниз. — Ты хочешь его увидеть и тронуть, хотя знаешь, что, увидев, обезумеешь. Нет! Клянись так. Ты знаешь, где оно, знаешь, Смеагол. Оно перед тобой, но — без рук!

Сэму на мгновение показалось, что его хозяин вырос, а Голлум уменьшился. Высокая серая тень в эльфийском плаще стояла перед ним, это был могущественный повелитель, скрывавший сияние под серым облаком, а у его ног скулил жалкий пес. И вместе с тем в них было что-то, что их объединяло, связывало, чем-то они стали очень похожи и стали понимать мысли друг друга.

Голлум приподнялся и попытался дотянуться руками до груди Фродо, а сам все терся у его колен.

— Лапы прочь! — приказал Фродо. — Клянись!

— Клянусь, да, клянусь, — сказал Голлум. — Клянусь служить Хозяину Сокровища. Хозяин хороший, Смеагол хороший, голм-голм.

И вдруг опять расплакался, хватая зубами ногу возле веревки.

— Отвяжи его, Сэм, — сказал Фродо.

Сэм послушался очень неохотно. Голлум сразу вытянулся и тут же запрыгал, как дворняжка, которую крепко побили, а потом погладили. С этой минуты он как-то изменился. Меньше шипел, меньше хныкал, говорил, обращаясь к хоббитам, а не к себе самому. Съеживался и отступал при каждом неожиданном приближении Сэма, вздрагивал от прикосновения эльфийских плащей и старался держаться от них подальше. Вместе с тем всячески показывал свое расположение и старался подольститься. Когда Фродо или Сэм шутили, или Фродо ласково к нему обращался, Голлум от радости не то смеялся, не то кудахтал и нелепо взбрыкивал, а от строгих слов заливался слезами. Поэтому Сэм старался к нему не обращаться. Он доверял этой твари еще меньше, чем раньше, и новый Смеагол вызывал в нем большее омерзение, чем прежний Голлум.