Джеймс Гарднер - Пламя и Пыль

— Я никогда раньше не выбиралась на улицу. Мне говорили, что там есть люди, которые могут сделать мне больно, и я знала, что это так. Но дверь была открыта, на улице было пусто, а ветер дул так, что дождь стелился по самой земле… и я даже не поняла, как сползла по ступенькам и заскользила по мостовой.

— Ветер толкал меня, но я прижималась к земле. Мостовая казалась грубой и жесткой, и было так здорово ощущать ее животом, чувствовать, как бьют по коже струи дождя, слышать, как завывает ветер, срывающий кровлю с домов… Той ночью я была единственным живым существом на улице. Никто из ходячих не мог устоять на ногах от ветра, а я легко могла двигаться. Город стал моим. Ночной, грозовой город, без единого огонька.

— Весь мой.

Ее голос упал до шепота, глаза сверкали. Она по-прежнему смотрела на меня, но видела лишь мрак той штормовой ночи.

— Ты прикоснулась к магии, — произнес Уизл. — Теперь пусти ее в свою душу.

Он так тихо это сказал, что я не понял, услышала ли его нага. Но вдруг я почувствовал, как вздыбились волосы на моей коже, отзываясь на присутствие незримой энергии. Глаза Зирит широко распахнулись, губы открылись в беззвучном "О": удивления, ощущения чуда, благоговейного трепета. Она сделала отрывистый вдох, и меня накрыло мягким теплом, что разлилось из ее тела, заструившись из каждой ее чешуйки. Оно проникло в мой мозг и было настолько сильным, что превратилось в острую боль, но лишь на секунду. Фиолетовые вспышки снова расцвели у меня в глазах и тут же рассыпались на слабые искорки.

Тело Зирит обмякло и стало оседать на пол вокруг меня. Ясмин подскочила к ней, чтобы не дать девушке удариться головой, но нага удержалась без посторонней помощи и слабо улыбнулась.

— Это и есть магия? — спросила она.

— Да, — сказал я. — Уверяю тебя, это была она. — На миг я позволил пальцам пройтись сквозь ее локоны. Но затем заставил себя убрать руку. — Спасибо тебе, но сейчас мы должны отсюда убраться. Ки и Чи где-то рядом, и оставаться здесь небезопасно.

— Проклятье! — прорычала Ясмин. — Так вот что значило твое "Риви Ки Чи"?

— Именно это и значило. Давайте пошевелимся, пока…

— Ну, здравствуйте, миленькие мои, — злорадно произнес голос с улицы. — Соскучились без меня?

— Хватай Уизла! — прокричал я Ясмин. Затем тихо спросил у Иезекии: — Скольких ты можешь телепортировать за один раз?

— Больше двух я никогда не пробовал, — ответил он, — но, наверное, смогу… а-а-ах!

Парень с воплем упал на колени, прижимая руки к лицу.

— Она снова пытается меня вырубить! — закричал он. — Ненавижу!

— Сопротивляйся! — прорычал я, схватив увесистый котелок, валявшийся на полу. — Я попробую сбить ее концентрацию. Как только появится шанс уйти, меня не жди, забирай остальных.

Не выслушав ответа, я выбежал во мрак прихожей. Сквозь разбитые окна я увидел проклятую альбиноску, что стояла на улице. Ее лицо было раскрашено больше прежнего: щеку пересекали кровавые полосы, похожие на следы от когтей, а из глаз расходились лучи синего цвета. Она была в том самом облегающем платье из черного шелка, тонкость которого открывала все интимные подробности ее безупречного тела; хотя эти виды не пробуждали во мне ничего, кроме горячего желания врезать ей по башке котелком.

Риви прижала к вискам кончики пальцев и прикрыла глаза, пытаясь вломиться в разум Иезекии. Слева и справа ее защищало не менее дюжины умертвий; у меня не было никаких шансов к ней подобраться. Однако ничто не мешало бросить в нее котелок… и, прицелившись на мгновение, я швырнул его через выбитое окно, стараясь угодить в голову.

Котелок полетел точно в цель, слишком быстро для нерасторопных умертвий… Как вдруг кто-то неуловимым движением перехватил его в воздухе и бросил об землю прямо перед ногами Риви. Едва заметная фигура метнулась из стороны в сторону в намерении отразить все, что могло прилететь из здания; и я узнал Кирипао, на его лице было написано исступление.

— Сбрось, — произнес он, уставившись на меня. — Сбрось оболочку.

Одним плавным движением он поддел ногой край котелка и пнул его в меня как из пушки. Я нырнул на пол. Котелок просвистел возле самой шеи, обдав ее холодком. Спустя мгновение меня осыпало штукатуркой, которую выбило из стены за спиной.

Опасаясь, что скоро в окно влетит сам Кирипао, я вскочил и схватил рапиру. Пускай он быстр, но у меня преимущество — ему придется быть осторожным, чтобы не попасть на разбитое стекло на полу, и я наделся, что в это время успею поразить его в сердце. Но вот вопрос: смогу ли я это сделать? Честно говоря, Кирипао мне никогда не нравился, однако он с самого начала был с нами. Сейчас Кирипао на стороне врага, но он не может за себя отвечать: умбралы отравили и исковеркали его разум, да и Риви, наверно, тоже приложила к этому руку. Так заслуживает ли Кирипао смерти?

Нет. Не заслуживает. Тем не менее, я убью его, если он сунется в это окно. Когда пса поражает бешенство, иного выбора не остается.

Я ждал, стараясь не задерживать дыхание. Он придет через окно или выбитую дверь. Я встал так, чтобы доставать до окна и дверного проема: всего один шаг — и смертельный удар. Бежали секунды; как вдруг из кухни раздался отчаянный вопль Иезекии:

— Да что за дрянь, опять то же самое! Я совсем пуст!

— Тебе надо хорошенько поработать над силой воли, мой милый, — отозвался с улицы голос Риви. — Ты просто прелесть, но в тебе нет жажды крови. Ты слишком мягкий. У тебя нет стимула.

— Я тебя достану, я тебе покажу "стимул", — прокричал в ответ Иезекия.

— Вот это уже другой разговор, — рассмеялась Риви. — Сосредоточься на ненависти и мести, и ты станешь так же силен, как и я. Только вот времени у тебя совсем не осталось.

— Как ты нашла нас? — спросила Ясмин. Я и сам думал задать ей этот вопрос, однако не хотел раскрывать свою позицию.

— Ваш друг Кирипао, это было так мило с его стороны, — ответила Риви. — Он встретил моих коллег в одном питейном заведении, неподалеку отсюда. Нашел их в толпе и сообщил, где вы находитесь. Я бы сказала, что он вас продал, да только денежное вознаграждение его не интересует.

— Сбросьте их, — выкрикнул Кирипао. — Сбросьте их все!

Риви издала смешок.

— Как видно, им движет очаровательная идея выпустить ваши души из темниц плоти. Он о вас так тревожится, что считает своим долгом лично освободить каждого.

На последнее утверждение Кирипао ответил странным уханьем, словно медведь, нависший над мертвой тушей. Возможно, это был смех… а может и плач.

— Итак, мои дорогие, — сказала Риви, — мне не пристало мешать монаху в деле просвещения его паствы, но я все же попытаюсь его сдержать, если вы окажете мне содействие. Верните мельницу, здесь и сейчас, и я отпущу вас вперед и с песней на все четыре стороны.