Джеймс Гарднер - Пламя и Пыль

Если бы я мог вспомнить, что произошло со мной в Своде Огня, я постарался бы это описать. Небо свидетель, до конца своих дней я получал бы выпивку, лишь рассказывая любопытным Сенсатам, каково это — стоять в испепеляющем пламени. Но в памяти остался только краткий миг света, который я не просто увидел, но и почувствовал кожей, словно каждый дюйм тела смог ощутить ослепительность пронзившего меня сияния. Одежда моя вмиг исчезла, растворившись до нитки в пыльном дыму…

…и вот, я оказался обнаженным под ночным небом, на холодном снегу. Редкие облака медленно плыли во тьме, словно рваные лоскуты, скользящие высоко в беззвездной ночи.

Я вздохнул, и пар моего дыхания поднялся в застывший воздух. Какое-то время я довольно смотрел, как он растаивает в небытие… но затем пробравший спину озноб вернул меня к действительности, и я заставил себя подняться.

Передо мной стояла часовня наг, небольшое каменное здание, находящееся недалеко от Плэйг-Морта. Снег припорошил кровлю и замел щели в крошащейся кладке, но больше ничего не изменилось. Кроны деревьев в лесу поредели, словно те утратили волю удерживать листья теперь, когда выпал снег. Шуршание мелких существ, то и дело сновавших во тьме, прекратилось. На землю опустилась зима, настоящая зима… пора покоя и смирения — даже с холодом, не взирая на дрожь, которую он вызывал.

— Как хорошо, — промолвил приятный женский голос. — Ты очнулся.

Зирит обвилась вокруг ствола старого вяза в нескольких ярдах от меня, ее хвост свисал с дерева поверх грубой коры. Мне было неловко стоять без одежды перед ее ангельски юным лицом, но сама она не выказывала ни тени смущения. Должно быть, она взирала на меня с тем равнодушием, какое чувствуют люди при взгляде на голого пса. И все же…

— Тебе не холодно там, внизу? — спросила она со своего возвышения. — Я забралась сюда, чтобы быть подальше от снега.

— Было бы славно получить какую-нибудь одежду, — сказал я ей. — Что-нибудь потеплее.

Она на мгновение наморщила лоб и закрыла глаза. Воздух наполнился чуть слышным жужжанием, это был звук, который в то же время покалывал кожу. Я посмотрел вниз и увидел, как белые пылинки выплывают из темноты и оседают на моем теле, мягкие, словно перья. Все больше и больше частиц летело из мрака ночи, пока они не стали слипаться, образуя пушистый покров, который быстро согрел тело теплом. Но пыль по-прежнему прибывала; она скаталась в один плотный слой, удобный, как чесаный войлок, но более легкий, чем тончайшая льняная ткань. В последний момент покров пыли разделился на разные части одежды: штаны, рубашку, куртку, перчатки — все чистейшего белого цвета.

— Ноги, — промолвила Зирит, все еще крайне сосредоточенная. Я поднял одну ногу, затем другую, позволив нахлынувшему потоку обуть меня в добротные белые сапоги, легче старых, но прочные, как металл. Когда они были готовы, я решил, что мой наряд завершен, но поток пыли перекинулся на голову, приняв вид теплого капюшона, который закрыл шею и волосы. Я подозревал, что Зирит намеренно сделала его в виде капюшона кобры, стараясь, чтобы "ходячий" внешне не напоминал жалкую обезьяну.

— Что ж, — сказал я, когда перестала сыпаться пыль, — кажется, ты быстро поднаторела в магии.

— Мне помогает отец, — ответила она. — Он, гм, настойчив в том, чтобы я быстро усваивала уроки.

— В строгости ему не откажешь, — согласился я. — Где он сейчас?

— Где-то в лесу. Ему не терпится вернуться в свои земли, но я не уйду, пока не узнаю, что с вами все хорошо.

— Весьма признателен, — заверил я. — А что с моими друзьями?

— Матушка Шекинестер испытает их в свое время, — ответила Зирит. — Если они выживут в пламени, мои дяди и тети принесут их сюда. Может моя родня и не любит ходячих, но если твои друзья пройдут испытания Матери, наша семья будет обязана честью оказать им такую помощь.

— Но что будет, — нехотя спросил я, — если мои друзья не пройдут испытания Шекинестер?

— Они все равно войдут в пламя, — ответила Зирит. — Только из него им уже не выйти. Этот огонь… он сжигает душу и тело; не остается ничего.

— И часто такое бывает?

— Я не знаю. Я задала отцу кучу вопросов, но на некоторые из них он отказывается…

— Зирит! — прогремел голос откуда-то из леса. — Пора идти.

— Но отец…

— Ты хотела убедиться, что ходячий в безопасности. Ты сделала это. И я не вижу больше причин тратить время в присутствии подобного существа.

Зирит послала мне извиняющийся взгляд, но я лишь улыбнулся.

— Отцов уже не изменишь, — сказал я.

Когда они ушли, я оценил свое состояние. Если этот Свод Огня меня и "очистил", то я не замечал никакой разницы. Правда, чувствовал я себя гораздо свободнее, избавившись от боли и онемения в мышцах, которые легко получить, поспав на полу умбральской лачуги. Но зачем прыгать в огонь, когда можно добиться того же, отдохнув часов восемь в нормальной постели? Я не ощущал ни голода, ни жажды, хотя могло пройти несколько дней с тех пор, как я последний раз ел. Впрочем, от визита к богине ожидаешь чего-нибудь посущественней, чем просто хороший обед. Возможно, пламя выжгло во мне какие-то неуловимые изъяны — как те "холестериновые тромбы в сердце", о которых предупреждал меня один строгий врач-Атар — но я не мог ощутить этих внутренних улучшений. В общем, ничего сверхъестественного со мной не случилось, но чувствовал я себя неплохо… что заставляло подумать о дальнейших действиях.

Ноябрь сказала, что в часовне был портал в Сигил, а ключом к нему служило изображение змеи. Подобный рисунок сделать нетрудно — надо лишь оторвать кусок коры от ближайшего дерева и взять острый камень, чтобы нацарапать картинку — но возвращаться в Сигил прежде, чем вернутся мои товарищи? От одной лишь мысли оставить их мне стало не по себе. Сын Найлза Кэвендиша не бросает своих друзей. Но вправе ли я тратить драгоценное время на ожидание, когда Риви уже, наверное, свирепствует на улицах моего родного города?

А сколько времени я уже потерял? Наги похитили нас ночью, в Палатах Света был день, а теперь снова ночь. Получается, по меньшей мере, двадцать четыре часа… но может и больше, в зависимости от того, как долго мы оставались парализованными, и сколько я пролежал без сознания после входа в огонь.

Пока я обдумывал этот вопрос, мой взгляд скользнул по неосвещенной поляне и наткнулся на некую вещь, что словно зеркало отражала белизну моего наряда. Присмотревшись, я обнаружил отцовский меч, воткнутый в промерзшую землю почти на целый фут. Должно быть, наги взяли его с собой, когда тащили меня сюда. Однако я слабо себе представлял, как мог кто-то из них ртом ухватить рукоять и с такой силой вогнать меч в землю. Наверное, Шекинестер лично перенесла рапиру — этакий намек богини на то, что пришло мое время действовать.