Лана Тихомирова - Ноль

— Что происходит? — спросила я.

— Много чего происходит, — таинственно ответил Виктор и крепче прижал меня к себе, словно пытался защитить.

— Вы с ума сошли что ли все?! — радался неподалеку гневный голос, в котором я не сразу узнала Серцета.

— Вы с ума сошли?! Я еще раз вас всех настоятельно спрашиваю, — кричал он. Я боялась обернуться, но меня смутила фраза: "вас всех", кроме Виктора и меня никого больше быть не должно. Любопытство взяло верх, я выглянула из-за плеча Виктора, за нами никого не было, но слева будто бы стояли какие-то фигуры, я не могла их хорошо разглядеть.

Вывернувшись в руках Виктора, который вцепился в меня и не хотел отпускать, я отклонилась и посмотрела на тех, кто стоял рядом с нами.

Ван Чех собственной персоной, бледный, больной, но живой. Пограничный двойник рядом еле держался на ногах, опираясь на ван Чеха и… я долго не могла узнать даму, что стояла рядом. Она чувствовала, что я пытаюсь ее разглядеть и наклонилась слегка вперед, мягко улыбнулась и подмигнула. Это была Пенелопа. Мужчинам тяжело было стоять, оба были забинтованы, кое-где проглядывала кровь.

— Что происходит?! За каким ражном вы вперлись в мой роман?! — бесновался Серцет. Он не мог почему-то к нам подойти, потому бесновался издалека.

— За что вы хотели убить доктора? — спросила я.

Виктор дернул меня, как одергивают детей или мужей, но я только несильно ответила ему локотком в живот, чтобы не мешал.

— За то, что! — высокомерно ответил бывший бухгалтер, — как он обращался с нами? Издевался, постоянно шутил над нами, больными. И еще он убил Пенелопу.

— А мы разве были знакомы? — мягко убивилась Пенелопа.

— Нет. Но я следил за вами, я был знаком с вашим мужем. Я любил вас сильней, чем все эти дурачки, а он убил вас.

— Но я жива, — улыбнулась Пенелопа, — не важно где и как, но я жива. Я и не умерла бы до конца. Кто проник в пограничье — никогда не умрет. Жаль я не могла сказать об этом ни вам, ни Октео, ни моему мужу.

Где же вы все-таки видели меня и как проникли сюда?

— Я видел вас, однажды, на корпоративе, когда вы приходили с мужем. Я тогда не походил к вам, вы не заметили бы меня. Я был дружен с вашим мужем и до того. Когда же я увидел вас, то полюбил, и потом узнал от мужа о вашем сумасшествии и о смерти. Я сразу понял, что он вас убил, — кричал Серцет, показывая пальцем на ван Чеха, — тогда я притворился больным. Я стал много читать книг, чтобы притвориться больным. И проник в больницу.

— Если ты псих, то и притворяться не следовало, — хмыкнул Виктор. Я посмотрела на него. Если бы он не держал меня, то, наверняка, уже душил бы Серцета. Бухгалтер метнул в Виктора ненавидящий взгляд и продолжил:

— Я нашел ваши записи. Фантазия с литературой была придумана случайно, но, как я угадал. И когда милая девочка стала предлагать мне написать роман, я для приличия поломался и начал писать. Фобия моя возникла и была, лишь от того, что я боялся, что не выйдет. Но вышло.

Я не мог уйти в пограничье, но благодаря тетради, я нашел и картину, и ключ к ней.

— Как вы нашли тетрадь? — голос ван Чеха был слабый, но гулкий.

— Рылся в ваших вещах, а потом вы как-то забыли ее на столе, мне хватило ночи, чтобы прочитать ее.

— А про картину как догадались? — спросила я.

— Я был наслышан о больном, который рисовал картины, и больные, действительно больные, те, кто был уже наполовину в пограничье рассказывали о том, что за ним пришли из картины. Я видел картину у Аглаи, я сомневался. Но реакция ее мне все объяснила, она очень боялась, что я смогу войти в картину.

— Вы — безумец! — тихо сказала Пенелопа, — С самого начала были безумцем, но надо сказать, очень изворотливым.

Серцет побледнел.

— Но я… я… я же…

— Октео не был ни в чем виноват. У моей смерти иные причины, и если бы вы хорошо и внимательно читали, вы бы это поняли, — спокойно и напевно говорила Пенелопа.

Серцет из перепуганного вдруг превратился в разъяренного. Он начал увеличиваться в размерах.

— Почему все, что здесь есть злого, всегда такое огромное? — задался вопросом ван Чех.

— Надо уходить, Октео, — тревожно проговорила Пенелопа.

— А смысл? Он прикончит его и прикончит меня, — философски сказал ван Чех.

— Ну, это мы посмотрим, — высокомерно заметила Британия, появившаяся из ниоткуда. Она постоянно двоилась и дрожала. Ван Чех посмотрел на нее с удивлением, Пенелопа ласково улыбнулась и принялась ее разглядывать.

— Ох, девочки, а вы откуда? Почему не по палатам? — с легкой издевкой спросил ван Чех, с интересом рассматривая, как появляются изниоткуда Аглая и Маус.

— Уходите все, — прорычал Серцет, — Я нихочу никому вреда, просто оставьте мне доктора, чтобы я мог прикончить его. Как он прикончил ее. Черт с вами, Пенелопа, не хотите, чтобы я любил вас, катитесь к дьяволу. Но Он убил вас, знал, что будет если убьет Кукбару, и все равно убил.

— Успокойтесь, Серцет, — просила мягко Пенелопа.

— Катитесь к черту! — прорычал он.

— Не хамите, — окончательно озлобился ван Чех. Я никогда не видела доктора злым. Раздраженным, уставшим, даже плачущим, но не злым. Тут же я поняла, что никогда не видела его очень пьяным. Злой ван Чех ничем не отличался от обычного, но глаза его вдруг стали синими, атмосфера почти за искрилась вокруг него.

— Отдай мне двойника!

— Ага, прям сейчас, — усмехнулся ван Чех.

Серцет взвыл. Он не мог подойти к нам. Но уже вполне мог дотянуться до нас и прихлопнуть доктора.

— Я старался, я воссоздавал вас. Я развил свои способности до максимума, чтобы отомстить. Я хочу вас убить!

Маус и Аглая вдруг сорвались со своих мест.

— Его спасать надо! — вдруг одномвременно крикнули ван Чех и Британия. Ван Чех бережно передал двойника Виктору и морщась побрел куда-то.

— Мне-то, что делать?! — растерялась я.

— Стой и смотри! — цыкнула на меня Пенелопа, но мягко так.

— Да что ж происходит-то! — воскликнула я и подхватила доктора за руку. — Обопритесь на меня.

— О, спасибо, милая, — ван Чех улыбнулся мне, — Нам надо поскорее уйти. Бедняга, Серцет. Я уже ничем не могу ему помочь.

— Он безнадежен?

— Он немного глуп. Не понимает тонких вещей.

— Давай, — крикнул кто-то сзади.

Я обернулась.

Маус и Аглая стояли возле ступни Серцета, они казались маленькими букашками. Я видела, как Маус размахнулась и что-то опустила на ногу Серцета. Подул сильный ветер. Серцет закричал. Его стало клонить назад, как будто отталкивало что-то. Он быстро стал уменьшаться. Когда он уменьшился до половины, то вдруг начал подниматься в воздух. Аглая и Британия прыгнули на него, чтобы не упустить.

— Разобьется, если улетит, — начала кричать Маус.

— Я ему разобьюсь, — откомментировал ван Чех, — соскребай его потом со стенок.