Лана Тихомирова - Тау

Уш что-то долго гортанно кричал, Тамареск, приложив ладони к земле и закрыв глаза, что-то шептал. Михас творил какой-то мега салат. Мега-салат для мега-гусеницы. Нечеловеческих размеров огурцы и помидоры, листья салата, кочаны капусты ложились рядом с ним и скоро гора супер-овощей грозилась померяться высотой с Эверестом.

Земля под нашими ногами загудела.

— Это она, — сказал Тамареск, — она очень расстроена.

— Она очень эмоциональна, — кивнул Уш, — у нее тонкая душевная организация, к тому же она достаточно своевольна. Но человеческое общество будет ей только на пользу. Она единственная из всех местных тварей, с которой можно договориться.

— А если не получиться договориться? — спросил Михас.

— Значит, завтра пойдем на жука обычным способом.

Огромная зеленая, с голубыми разводами по бокам, тварь стремительно накатывалась на нас. У нее были умные черные глаза и умилительные, покрытые пушком, антенки. Перворот ее был окружен роговым наростом и сейчас это нарост угрожающе открывался и закрывался. Она набросилась на Уша и схватила его своими антенками.

— Все в порядке, — поспешил крикнуть Бог, — она здоровается.

Гусеница прижимала Уша к себе антенками и что-то по-своему лопотала.

— Он опять разбил тебе сердце? — спросил Уш сострадательно, когда его опустили на землю и закончили лопотать.

Гусеница вздохнула.

— Бедняжка. Тебе надо отвлечься.

Снова горячее, очень эмоциональное лопотание, похожее на трели соловья, мурлыканье кошки и работу реактивного двигателя одновременно.

— Милая, я понимаю, что здесь нечем заняться, но видишь этих господ? Это мои друзья, им необходимо отправиться в длительное путешествие по ВСЕМУ миру. Представь себе только!

Гусеница подумала, потом осмотрела нас всех, каждого. Когда очередь дошла до меня, с ней что-то произошло. Возможности мимики гусеницы исчерпывались только изменением выражения глаз и открытием рогового нароста. Морда Гусеницы, при взгляде на меня… стала не узнаваемой. Она была больше похожа на льва, тигра или маньяка-убийцу, чем на гусеницу! Она рванулась ко мне, сбила с ног Уша. Гай и Гайне отрагировали мгновенно, выпустив в гусеницу мощный заряд стекла. Но гусенице хоть бы что, она даже не затормозила, и вроде бы, не заметила. Я успела толкнуть в сторону Тауру и начать убегать, как сзади меня схватили антенки, да так сильно, то ребра мои захрустели.

— Тихо ты, — крикнула я.

Гусеница развернула меня к себе и поднесла к одному глазу. Сеточки большого черного глаза смотрели на меня с угрозой и интересом. В детстве мне всегда хотелось посмотреть в глаза двум тварям: гусенице и стрекозе.

Ну, что? Посмотрела?

— Свята, не двигайся, не вздумай ее бить, — услышала я голос Тамареска.

— Тама, я в прямом смысле связана по рукам и ногам, чем мне ее бить? Силой обаяния? — я сорвалась на визгливые нотки.

— Она тебя приняла за детеныша, — продолжал кричать Тамареск, — она думает, что мы захватили тебя. Все их детеныши ростом примерно с тебя и черного цвета!

— Но я же стою на ногах!

— Это не имеет смысла, она не более, чем разумная гусеница. Докажи ей, что ты не гусеница!

— А что я не верблюд, я не должна доказывать? — проворчала я.

Я попыталась высвободить руку, но тут, вдоволь налюбовавшись мной левым глазом, гусеница поднесла меня к правому.

— Как ее зовут? — спросила я.

— У нее нет имени!

— Значит, ты будешь Марлен, согласна? — спросила я у Гусеницы.

Хватка тем временем ослабла, и я высвободила руку.

— Вот, видишь, Марлен, у меня есть рука. Вот и вторая рука. У меня всего две руки, не как у тебя. Я слабенький, хилый кусочек мяска по сравнению с тобой. У меня даже есть талия. У меня даже нет усиков. Господи, что я несу!

Я погладила ее по антенкам:

— Отпусти меня, пожалуйста. Я не детеныш. Я уже лет пятнадцать, как не детеныш. А то может и больше.

Гусеница медленно отпустила меня на землю. Но я все равно не удержалась и упала.

— Я пока полежу, — сказала я Тамареску, который принялся меня поднимать.

Гусеница медленно развернулась и направилась к Ушу, который сильно ударился головой. Марлен погладила его по голове антеннкой и нежно заурчала.

— Она извиняется, — сказал Уш.

Таура прикладывала заговоренную землю к ране.

— Я сейчас пришлю вам третью треть, вторая сильно повредилась.

Уш пропал.

— Таура, простите, что я вас толкнула. Вы не сильно ударились?

— Она в земле все представление просидела, умница моя, — с гордостью сказал Михас.

— Я решила, что спрячусь. Вы же знаете, о чем я, — улыбнулась Таура.

О том, что говорила Таура, я имела лишь приблизительное понятие, так как описала механизм "землепрята" лишь однажды. Ардог при серьезной угрозе жизни и здоровья должен лечь на земь, тогда он сливается с землей и даже холмика на месте не остается.

Уш появился снова, живой и здоровый, но в другом костюме.

Гусеница радостно принялась его обнимать и лопотать.

— Она согласна с вами пойти, если вы будете хорошо ее кормить, — хрипел в объятьях Уш.

— Вот, еще одна дормоедка на мою шею, — ухмылялся Михас, — колличество растет. Сначала Гай и Тамареск, потом еще Эток, потом Гуугль (я все помню). Женщины за дармоедов не считаются, я люблю кормить милых дам. Теперь еще и эта.

— Михас, представь, что это дама, — сказала Гайне.

— Ахм… Большая такая дама, ничего не скажешь. Ну, налетай давай, Дама, — Михас аккуратно потрепал ее за антенку и подвел к груде овощей.

Следующие три минуты я помню плохо: ультразвук плохо влияет на память. Пищала Марлен долго и старательно. Сожрала она все в миг, и еще одну такую кучу, и еще, и еще две. На Михаса было жалко смотреть, он был бел как мел.

— Какое счастье, что это на неделю.

— Она давно не ела. Правда, радость моя? — сказал Уш.

Гусеница ласково мурлыкала.

— Кто будет жуковозом? — спросила Таура.

— Тама? — спросил Гай.

— Гай? — с той же интонацией спросил Тамареск.

— Михас? — быстро перевел стрелки Гай.

— Нет, нет, нет. Я и так кормилец, — отнекался Михас.

Марлен, наклонив голову что-то прожурчала.

— Она говорит, что ей все равно, она подчинится всем трем господам. Но, тот, что похож на лесного духа, ей нравится больше, — перевел Уш.

— Кто похож на лесного духа? — опешил Тамареск.

— Ты! — даваясь от смеха ответила я.

В обратную дорогу мы отправились через день. Делать было нечего, смотреть было не на что, поэтому все сидели вместе на голове у Гусеницы, чтобы исполняющему обязанности жуковоза было веселее.

Перед Тамареском я извинилась, он меня простил, но продолжал дуться. В Пратку мы прибыли три дня спустя.

В путь решили отправиться через неделю, когда мужчины закончат свои дела. Марлен жила прямо на площади. Кормили ее все, скорее по доброте душевной, чем из необходимости. Марлен ела скорее из уважения, чем из-за того, что ей хотелось.