Людмила Ардова - Путь интриг

Я велел кучеру остановиться. Из кареты крикнули: 'Гони'! Но когда я перерезал путь, кучеру ничего не оставалось сделать, как остановить карету.

— Что вы себе позволяете! — негодующе спросил Фэту. Его лицо сделалось багровым от гнева.

Меня обступили его сопровождающие.

— Я должен поговорить с маркизой.

— Вы с ума сошли! О чем вам с ней разговаривать! — прошипел он, но, кажется, в его глазах промелькнул испуг, старый демон понял, что я готов с легкостью убить его.

— Позвольте мне погворить с ним, — умоляюще обратилсь к нему Лалулия.

— Молчите, негодная! Вы и так навлекли на себя подозрения.

Я окончательно взбесился.

— Я убью вас, подлый старик, чтобы навсегда освободить эту женщину от ваших домогательств.

— Я не буду драться с вами, самонадеянный болван, — прохрипел он.

— Вы не можете ответить отказом на мой вызов.

— Зато я могу просить любого из моих друзей заменить меня в поединке, по причине моего нездоровья и почтенного возраста. Это допускается!

— Ты хитер, демон, но от меня не уйдешь. Когда я убью всех твоих дузей, тебе самому придется взять в руки меч.

— А пока прощайте, наглец! — бросил он мне.

И я, теснимый его дворянами, вынужден был освободить кусок дороги.

Но он не ожидал одного — маркиза в последнюю минуту успела выскочить из кареты и подбежала ко мне. Всадники были вынуждены расступиться. Глаза ее наполнились слезами.

— Льен, милый, позвольте мне уехать!

— Вы сами этого хотите?

— Да.

— Вы лжете — вас заставляют!

— Нет, Льен, так надо, они вас погубят из-за меня. Я не могу этого допустить.

— Ну и пусть!

— Возвращайтесь в Мэриэг.

Тут мы совершили отчаянный поступок — на глазах у ошалевшего Фэту и двух свидетелей я поцеловался с Лалулией. И с трудом отпустил от себя.

— Вы за все заплатите мне! — возмущенно крикнул он и, схватив за руку жену, затолкал ее в карету.

Чувство полной безрассудной любви к маркизе захлестнуло меня. Верно говорят: женщина способна разрушить любые замыслы, лишить и трезвости, и ума. И я чувствовал ее нежные пальчики на своем лице, и волнующий запах, и шуршание юбок и тонкую вуаль, сквозь которую сверкали то синие как море, то ясные как небо, глаза моей богини и восхитительный каскад светлых локонов. И ее ум, и ее доброту. Неземная женщина. И я должен был владеть ею. Я понял это, когда увидел, что от меня безвозвратно увозят мою любимую.

Разные сладостные видения преследовали меня. Не могу сказать, чего я желал больше — души или тела маркизы. Я хотел обладать ею целиком, каждым мгновением ее жизни. А пока, этими мгновениями, стуком ее сердца владел мерзкий, грязный душой и разумом старый скорпион, увозивший от меня навсегда мою любовь. И потому мне хотелось заорать, броситься в погоню.

Именно на это и был сделан подлый расчет Тамелия Кробоса. Именно этого добивался паук в своей золотой клетке.

Он следил за мной, поджидал в ловушке. Он узнал о моем чувстве, чьи-то зоркие глазки помогли ему в этом, острый как жало язычок донес ему о моем внимании к Лалулии Фэту, и теперь…нас разлучают.

На меня насмешливо и холодно взирали три пары глаз моих новых врагов. Они не рассчитывали на легкую победу. Я слыл человеком опытным и умелым. Но их было больше. Ярость, переполнявшая меня, устремилась на них.

У каждого боя есть свой стержень, причина, то, что наполняет его силой. Иногда это банальное соперничество, которое от природы в крови у мужчин, есть еще такой принцип: проучить нахала, так, что руки сами хватаются за меч; заслуживает уважения драка за убеждения, которые приходится отстаивать; месть — неписанное правило, завещанное нашим предками: око за око, зуб за зуб, — никогда не потеряет актуальности; защита собственной жизни — банально, но чаще всего приходится драться по этой причине: ты не можешь не вступить в бой, когда в тебя тычут оружием; защита близких; долг — это сродни поединку за убеждения; устранение помехи на пути к цели, — я не сразу осознал этот важный побудительный мотив, но со временем я перестал церемониться со многими помехами; бой за женщину; слепой гнев и свод правил. Из всех этих мотиваций две последние для меня самые непривлекательные. Свод правил, написанных предками, устаревает и зачастую подвергает жизнь воина ненужному испытанию. А слепой гнев лишает ум человека ясности, мешает ему хладнокровно мыслить, и принимать верные решения.

Но в данный момент я как раз поддался своей ярости. Я не стал церемониться и мешкать, ждать пока они займут позицию, и сразу всадил одному противнику в горло нож. Убив первого врага, принялся за двух оставшихся. Стихия убийства овладела мной. Мне захотелось утопить весь мир в крови! Чувствовать себя обманутым, проигравшим и не иметь возможности отыграться — это ломает личность изнутри. Сначала ты направляешь гнев на внешние объекты, а потом начинаешь убивать себя. Я поддался слабости, временному безумству. Наверное, ненужно было исступленно бить в мертвое тело проигравшего бой элла, но я перестал управлять собой. Последний дворянин из сопровождения Фэту испуганно отступил.

— Ну что же вы? Уже уходите?! Какая жалость! — язвительно бросая слова, я наступал на него. Губы мои побелели, лицо исказилось.

— Я капитулирую, — прокричал он.

— Неет, я убью тебя! Вы все смеялись, что отняли ее у меня, я никого не пощажу!

— У вас репутация благородного и великодушного человека! Уймите свой гнев. Я приношу извинения!

— А-а-а моя репутация!

Я прижал его к изгороди, он затравленно смотрел на меня. Клянусь, я был готов убить этого жалкого человека. Но что бы это изменило?

Я опустил руку, и он мгновенно ретировался по направлению к своей лошади. Он забрался на нее и пустил галопом. Я увидел как он, становится все меньше и меньше, удаляясь от места битвы, но вот, кто-то едет ему навстречу. Они поравнялись и придержали коней.

Можно было догадаться, с кем он говорил! Еще выходя из Дори-Ден, я заметил, что за мной следят. Почти в открытую. Соглядатаи Суренци. Мне удалось оторваться от них ненадолго, но теперь они наверстывают упущенное. Положение мое осложнялось.

С тоской и отчаянием, думая о маркизе, я хотел броситься вдогонку, несмотря на то, что чета Фэту была уже бесконечно далеко, но удерживал себя, и любовь моя крутила меня изнутри и жгла.

Позже я думал: почему она не перевесила чашу весов, таким ли сильным было это чувство — почему я не бросил все и не помчался вслед за своей мечтой?

Отказывать себе — больно. Боль и горечь отречения пройдут через всю мою жизнь. Но именно так поступают сильные люди — это я усвоил с детства. Теперь, с тоской вспоминая карету, увозящую мою любимую, я вспомнил свои слова, сказанные мной в замке духа. И пожалел об этом — может, сама судьба решила наказать меня за то, что я презрительно пренебрег силой любви, не веря в нее, отказался в пользу честолюбивых планов.