Людмила Ардова - Путь интриг

— Несправедливо!

— А кто говорит о справедливости? — уныло сказал Кашапель, — нет, чувствую, что пора отходить от дел. Капитала мне, слава богам, на безбедную старость хватит. Теперь-то вы понимаете, что не в силах мне помочь.

— Как сказать, ведь помог же я однажды хэллу Родрико, а его дело было еще безнадежнее вашего.

— И мы-то с вами помним, чем оно закончилось, — лукаво улыбнулся Кашапель.

— Ну, сердце красавицы не в моей власти.

— Боюсь, что судьба Ларотум тоже вам неподвластна, говорю это, несмотря на свое огромное уважение к вам.

За всеми этими событиями назревали куда более острые и тревожные вопросы для большинства ларотумцев.

Вскоре после возращения в столицу, мы узнали о создании Союза Мертвых Аясков. Так иронично было названо новое сообщество людей, в память об утраченных ценностях прошлого.

В противовес всем самодурствам Тамелия, направленным на борьбу за дарборианство, некоторыми дотошными людьми был поднят исторический закон. Граф Олдей и другие дворяне начали отстаивать права древних родов, ведущих происхождение от династии никенгоров.

В свое время никенгорами был написан свод законов, по которому исконные обитатели этих мест аяски имели преимущества перед остальным населением.

Когда произошла смена династии и власть перешла к представителям пришлых народов — фратам, часть прав аясками была утрачена.

Позже свод законов менялся многократно и, наконец, при Алонтие Высоком были издан Новый Свод единых законов. Его так и называли Высокий закон.

Одним словом, к настоящему времени многое в правах благородных людей изменилось.

Еще при Кресалфе был создан корпус вэллов, которые служили королю за жалование. Тамелий стремился к продолжению его политики, и его целью было создание собственной армии, и нежелание зависеть от зачастую вероломных вассалов.

Но все, же без людей, которых могли предоставить коннетабли провинций, ему не удалось бы пока выиграть ни одну войну.

Теперь уже трудно было разобрать — кто аяск, кто фрат. На землях ларотумских проживало также много набларийцев. Долгие годы происходило смешение народов, зачастую насильственным образом, так что вряд ли кто-нибудь мог уверенно претендовать на чистоту крови.

Но граф Олдей, возглавивший движение ангердов, крупных и средних землевладельцев, встал под знамя никенгоров и нарек себя потомком аясков.

Что было в этом — непонятно. Но его поддержали очень многие, среди которых были, большей частью, неберийцы.

Это противостояние было замешано частично на ущемленных земельных интересах, частично на политических и религиозных разногласиях. Тамелию снова припомнили свиток древних королей, гласивший о преданности вере пращуров.

Хуже всего, что и Высокий закон утратил многие свои положения еще при Кробосе из Митана, и особенно, при его потомке Оматиусе Белом. Именно это послужило поводом ко вполне обоснованному бунту. Например, ранее существовал Большой Совет, в который входило до шестидесяти именитых дворян, сорок из которых представляли провинции. Председатель Совета мог накладывать вето на спорные решения, касающиеся введения новых налогов, новых законов и объявления войны.

Лица, заседающие в Совете от провинций, раньше утверждались коннетаблями провинций. Теперь все кандидатуры рассматривал король и мог отклонить любую. Так, на последнем совете троих кандидатов он отклонил. Должность председателя перестала быть выборной — ее назначал канцлер. А всем хорошо было известно, что канцлер — фигура номинальная.

Численность совета была урезана до тридцати человек, и только пятнадцать представляли провинции, это случилось в ту зиму, когда на дорогах свирепствовали бури, и половина из членов Совета просто не смогла добраться до Мэриэга. Повод оказался очень удобен, и Большой Совет сделался вдвое меньше прежнего.

Правление Оматиуса Белого не было ознаменовано плохими событиями, он считался удачливым королем, урожайные годы, отсутствие войн, многих он приблизил к себе, так он одной рукой обласкивая подданных, другой незаметно отбирал у них то, что считал нужным. Это был дальновидный политик — он думал о потомках и сильной монархии. Но Тамелий упустил один важный принцип своего прадеда — он не умел играть на чувствах людей, и это отчасти спровоцировало события, которые теперь имели место быть.

Первое, что потрясло Мэриэг, это неожиданно возникший альтернативный Совет, который собрался в вольнодумной и независимой Сафире!

Поводом к его созданию послужили последние решения Тамелия, которые касались торговли и купеческих привилегий. Поэтому Сафира с радостью решила поддержать Совет Сорока — так он теперь назывался.

Теперь в Сафире всем заправлял граф Атикейро — строптивый и богатый землевладелец. У него были свои счеты к Тамелию.

В свое время его обвинили с помощью подложного письма, которое, кстати сказать, вовсе не было подложным. Я хорошо помнил историю о 'несчастном' убитом Ансоне, рассказанную Лалулией. Знал ли Атикейро или догадывался об участии короля в интриге, затеянной против него? Возможно, кто-нибудь открыл ему глаза. И, несмотря на то, что сограждане признали и с радостью приняли его обратно, он затаил обиду и готовился выместить ее в свое время.

В адрес Тамелия сочинялась петиция. И ее в скором времени должны были привезти в Мэриэг!

Ходили слухи, что одним из главных пунктов в петиции будет несогласие с принятым Указом против культов, направленным на их преследование и истребление.

Тамелий в срочном порядке созвал собственный Королевский Совет, он даже Турмона и Орантона, своих тайных оппонентов туда настойчиво пригласил.

Но, что бы там не обсуждалось, всем было понятно, что решение будет принято не на совете, а в какой-нибудь тайной комнате, где будут присутствовать близкие друзья — Гиводелло, Фэту и, скорее всего, Миролад Валенсий.

Настал знаменательный день.

Петицию привез некто барон Тарбоний Никен. Человек из очень древнего рода. Но малоизвестный в Мэриэге.

Король даже не потрудился его принять. Петиция была передана маркизу Гиводелло, а Тарбонию Никену было велено не покидать Мэриэг и ждать королевского решения.

Так случилось, что я встретился с ним в этот день в Дори-Ден, когда сопровождал туда принца. Пока я ждал окончания братской встречи в приемной, я обратил внимание на рослого, серьезного, мужественного человека. Глаза его говорили о пережитых страданиях. С недавних пор я стал понимать такие глаза безошибочно.

— Кэлл Тарбоний Никен, — объявил придворный, — пройдите за мной, вас согласен принять маркиз Гиводелло.