Людмила Ардова - Путь бесчестья

— Что — тут же? — спросили мы.

— Тут же появилась отличная мысль: выточить, так сказать, как скульптор их в этом материале. Но согласитесь, что гнусный Раэлио не достоин ни мрамора, ни бронзы. Самое большее, что годится для его несносной персоны так этот отруби и старая мешковина.

— Но вы не поскупились на одежду, — заметил я.

— Да, зато я с помощью этих дорогих вещей я отлично показал, что ими невозможно прикрыть сущность человека, как бы он ни пыжился и ни старался!

— Да вы мудрец, — сказал маг!

— Над этим отрядом баронов Раэлио работало все население замка, — гордо объявил Компангеро, — даже моя славная теща пришивала усы трем чучелам.

— Ну, как ребенок, ей богу! Глупое дитя, чистой воды дитя, — тихо прошептал маг.

— Кхм, кхм, кхм, — сказал он после того, как телятина и студень исчезли с серебряных подносов, и наступила очередь сладких пирогов и десерта из печеных яблок. И молодое игривое вино сменили крепкие выдержанные сорта из подвалов дружелюбного барона.

— Вас мучает кашель, почтенный Мерлиндер? От кашля предлагаю отличный рецепт: Горчица на кончике серебряной ложки и белая редька, но лучше всего меня вылечивает нынче стрельба по туловищам подлеца Раэлио.

— Кстати, — перебил его маг, — вот как раз об этом вредном для вашего здоровья обманчивом средстве я хотел поговорить.

— Я весь внимание! Когда еще мне представится случай поговорить с наимудрейшим из людей.

— Благодарю за лестные слова! Так вот, о стрельбе…вы конечно лучший из воинских умов и не мне учить вас тактике боя, но вот в политике…

— Что? В политике?

— Увы и ах, вы уступает своим противникам в этих играх.

— Да-а-а? Что вы говорите и кому же я уступаю, позвольте спросить? — сдвинул брови Компангеро.

— Да все тому же негодному соседу Раэлио вынужден вас огорчить, но он вам даст сто очков вперед в этом пагубном деле, потому что он воздерживается от столь откровенных действий.

— Да-а?

На физиономии Компангеро блуждал слабый отблеск напряженных усилий ума, который тщетно силился напрячь наш новый знакомый.

— А что это значит?

— А это значит!…Мерлиндер сдвинул косматые брови и, приблизив лицо к барону, уставился на него не мигающим расплывчатым взглядом.

— А это значит?…Ну же не томите! — вскричал ничего не понимающий Компангеро.

— Это значит, что он что-то замышляет!

— И что же, позвольте узнать?

— Хм, он намерен вступить в армию лорда Арбаэра.

— А вот у меня были другие сведения, — нахмурился Компангеро.

— Они ошибочны, — уверяю вас.

— Ну, так это меняет дело.

Компангеро хмурился все больше и больше.

— Потому что… я теперь окончательно запутался, у меня были послы Стерберга и я….им отказал.

— И правильно сделали.

— Не понимаю, что все это значит, объясните же! Если мой враг перешел в стан Арбаэра, то мне там не место!

— Вот тут вы ошибаетесь! Видите ли, мой, бравый барон, вот тут как раз и кроется та самая политика, о которой я вам говорил. Вам ни за что нельзя уступить право быть рядом с победителем. Ведь если вы перейдете нынче к Стербергу, то, когда лорд Арбаэр разобьет его, а он непременно это сделает, то ваш враг будет торжествовать, зная о том, что вы в стане проигравших. Все милости и честь уйдут к нему, а вы? С чем останетесь вы?

— А ведь вы дело говорите, — до барона, наконец, стало доходить. — Но скажите, почему вы так уверены в том, что войну выиграет лорд Арбаэр?

— Вы что-то имеете против него?

— Нет, он порядочный и достойный человек, я его хорошо знал.

— Так он победит. Можете не сомневаться.

— Ну да, вы же провидец. Но как мне быть? Как смириться с тем, что я буду в одной армии с моим врагом?

— Ведите себя как умный политик. Месть блюдо холодное. Оставьте своего Раэлио на десерт. Кто знает, может он еще приползет к вам на коленях.

— Вы думаете?

— Да, и прекратите стрельбу по его чучелам. Это мелко! Вы нуждаетесь в других масштабах.

— А ведь вы правы. Но кое-кто давал мне другие советы!

— Вас обвели вокруг пальца.

— Негодяи! Благодарю вас, почтенный старец. Чтобы я без вас делал! Всем поднять бокалы за здоровье великого Мерлиндера!

— Но это еще не все. Тебе надобно восстановить добрососедские отношения с Раэлио.

— Это еще зачем?

— А как же вы будете воевать в одной армии, если Раэлио жаждет только одного — убить тебя в поединке?

— Ну и пускай попробует! — с вызовом сказал Компангеро.

— Глупо. Ведь удача может отвернуться от тебя, и он победит — что тогда?

— Да! Что тогда?

— Тогда он снова в выигрыше!

— Ну, так что предлагаешь ты? Приползти к нему на коленях?

— Нет, зачем ползти! Я могу выступить посланником мира. Напиши ему письмо — так поступают все хитрые и умные умы!

— Да? — Компангеро почесал с сомнением затылок. — И что же я ему напишу?

— Ну, например, что готов откинуть все ваши разногласия и восстановить былую дружбу.

— Но это же невозможно!

— Тебе надо научиться притворству, мой друг, иначе…

— Что иначе?

— Иначе ты никогда не достигнешь власти и славы.

— Мгм. Но ведь он не поверит в столь внезапную перемену.

— А это уже моя забота. Я устрою так, что он клюнет на приманку.

— Ну, если только… может, тогда ты поможешь сочинить мне это письмо.

— С великим удовольствием.

— Итак, мы завербовали еще одного сторонника, — подытожил маг, когда мы выехали за ворота роскошного замка и направились в сторону владений барона Раэлио.

— Но как же вы собираетесь теперь наладить отношения с его врагом?

— Барон Раэлио? Это легче легкого! С этим у нас проблем не будет. Я его неплохо знаю.

Но Мерлиндер сильно преувеличивал, когда упростил нашу задачу. Барон Раэлио отказался нас принять.

— Вот так дела! — сказал я, когда слуга захлопнул ворота перед нашим носом.

— И что вы на это скажете, — я повернулся к магу, чтобы торжествующе взглянуть на него. В глубине души мне было приятно первый раз поймать его на неудаче. До сих пор у него все шло как по маслу.

Но старец не мог мне ответить. Он лежал ничком на траве и, казалось, что жизнь ушла и его тела.

— Вот демоны!

Я выругался и стал громко колотить в ворота.

— Чего вам? — грубо сказал слуга, проскрипев воротами, — ведь вам же ясно сказали: убирайтесь.

— Э-э-э-э, нет! — я схватил его за шкирку. — Пойди к своему хозяину и доложи, что у его ворот умирает всем известный старец и что негуманно и против всяких человеческих законов не оказать ему хоть какую-нибудь помощь. О его поведении и жесткости станет известно по всей Гавладе.

— Хорошо, хорошо! Чего душить-то меня?! Я пойду.

Он побежал к замку. А я, склонившись над телом старца, пытался привести его в чувства. Но он был как будто мертв.