Ника Созонова - Два голоса

Оставив тебя на пороге за этим увлекательным занятием, я шагнул внутрь, запнувшись о чье-то валявшееся на полу тело. Наклонившись, увидел, что то была Няя. Рубаха на ней была разорвана, юбки и белья под ней не было. Лицо и ноги в крови, но живая. Она повернула в мою сторону медленные бездумные зрачки, а когда я попытался приподнять ее, глухо и жалобно замычала.

— Нужен врач, — ты положила руку мне на плечо, подойдя со спины.

Мне не хотелось играть в благородство и возиться с девкой, которая сама была виновата в том, что с ней произошло. Но сказать тебе об этом… К тому же я неплохо к ней относился. Не в пример лучше, чем к другим обитателям притона.

— Сюда "скорую" вызывать нельзя. Я заберу то, за чем пришел, потом мы оденем ее и выведем на улицу. Только с врачами будешь разговаривать ты, я к ним и близко не подойду — слишком много в моей крови запрещенных препаратов. Скажешь, что на улице на нее наткнулась — иначе по милициям затаскают.

*** — Мой привычный мирок в тот день зашатался и рухнул. Это было настолько незнакомо и жутко. Ты говоришь, вид у меня был, как у любознательного ребенка, но это не так. Внутри был ужас до оцепенения. Я и не знала, что можно так жить. Парочка на кровати за все время даже не повернула голов в нашу сторону, продолжая механически двигаться. А бедная девочка продолжала кричать, пока мы кое-как ее одевали в непонятно чьи нечистые шмотки и выводили на улицу. Хорошо хоть "скорая" приехала сравнительно быстро, минут через двадцать.

— Ты хотела поехать вместе с ней до больницы, но, взглянув в мою сторону — я схоронился в темноте под деревьями — поколебалась и не поехала.

— Я боялась, что ты исчезнешь куда-нибудь. С тебя станется! Спросила, в какую больницу ее увозят. Врач сказал, что опасности для жизни нет, но из шока она может выйти не скоро. Поэтому из обычной больницы ее потом переведут в психушку. Я сунула ему в руку все деньги, что были с собой, попросив поделиться с лечащим врачом и санитаркой. Потом пару раз навестила. Няя ни с кем не разговаривала, и со мной тоже. Во второй раз притащила ей кучу бисера, но она к нему не притронулась. Ее собирались перевести в психушку, но не успели: через неделю она повесилась ночью в туалете на пояске от больничного халата.

— Я помню. Ты так плакала, когда вернулась домой с этой вестью. Хотя, кто она тебе?..

— Никто. Но продолжай, пожалуйста. Я отвлеклась. ***

Дома ты спросила, что я забрал оттуда. Я показал тебе книгу сказок Оскара Уальда — старую, замызганную, но с дивными иллюстрациями.

Ты удивилась.

— Разве нельзя было купить такую же? Вроде не особо раритетная вещь.

— Такую не купить. Это подарок. И единственная моя связь с прошлым.

Мы легли спать, дрожа, как осиротевшие дети. Закутавшись друг в друга. Ты была настолько измотана, физически и душевно, что нервная тряска долго не проходила. Я согрелся быстрее и растирал твои плечи, гладил по волосам, бормотал что-то ровное и успокоительное.

— Скажи, вот с той, что кинулась тебе на шею, ты и вправду спал?

И опять в твоем голосе не осуждение, а любопытство.

— Да.

— И не противно было? Не спать, нет, целовать. Спать — это физиология. Это, наверное, как в туалет сходить: бывает, что сортир жутко грязный, но другого нет, и приходится, потому что приспичило. Но целовать?..

— Кто тебе сказал, что я ее целовал? И вообще, я не помню, честно. Надеюсь, ты не думаешь, что я делал это трезвым.

— Все равно. Не укладывается в голове.

— А ты и не укладывай, забудь. В моей жизни было много моментов, которые не уложатся в твоей светлой головке, и что теперь?

— Ты должен обо всем рассказать. Не должно быть никаких тайн, слышишь? — Тут ты сладко зевнула.

— Обязательно. Только одной ночи не хватит. Так что буду наполнять тебя своей мерзостью постепенно. А сейчас — баиньки.

— Как скажешь, мой господин. Пусть нам приснится море — я так давно на нем не была. И чтобы волны, и чайки…

— Морские звезды, выброшенные на берег, и светящийся в ночи планктон…

— И белый-белый песок… и ракушки…

*** — Но море нам тогда не приснилось. Мы были на вершине заснеженной горы. Чистый снег, прозрачно-голубой лед. Рассвет, окрашивавший все вокруг в розовое и рубиновое. Тишина…

— Мы вмерзли в ледяные и прозрачные, как хрусталь, глыбы напротив друг друга. Глаза смотрели в глаза, но невозможно протянуть руку, дотронуться, соприкоснуться ладонями или губами…

— Но горечи или страха не было. Ни эмоций, ни мыслей — только покой и холод. И истина казалась такой доступной, вечная истина, близкая, как свет встающего солнца, как небесная синь и кристальная чистота разреженного воздуха. ***

4.

Я помнила, что сегодня твоя очередь. А значит, тебе нужны деньги. У меня они были, я отдала бы все, но не знала, как предложить, чтобы ты не обиделся, не отрезал, кратко и жестко. Как объяснить, что мне лучше стать нищей, чем лишится тебя, когда грабителя схватят в конце концов и посадят? Впрочем, до нищеты было далеко: в моей престижной галерее сотрудникам неплохо платили.

Ты сидел в моем любимом кресле, с легкой усмешкой наблюдая, как я сайгаком прыгаю по комнате, вытирая пыль, поливая цветы и щебеча о всякой всячине, к примеру, о своей работе, где платят даже слишком прилично — порой не знаю, куда деньги девать…

Наконец не выдержал:

— Послушай, я знаю, к чему ты клонишь. Поверь, это не нужно. Я сам в состоянии справиться.

— Я не хочу, чтобы ты справлялся! — Присев на подлокотник кресла, я развернула твое лицо к себе. — Хочу чувствовать свою нужность. Как иначе мне ее доказать? Неужели лучше, если ты будешь замешан в каких-нибудь противоправных действиях?

— Я уже замешан.

— Я не против криминала — то есть против конечно, но не в этом суть. Это очень опасно!

— Давай начистоту? — Ты наклонил голову и поцеловал меня в ладонь. Это щекотно и приятно. — Ты не хочешь, чтобы я воровал, грабил, занимался гоп-стопом и вообще хоть как-то взаимодействовал с финансами честных граждан, так?

— Так!

— Ты меня об этом просишь? Для тебя это очень важно?

— Прошу. Важно. Я не могу тебя потерять.

— Ладно.

Ты встал, ласково отстранившись. Я чуть не захлопала в ладоши от радости.

— Значит, ты возьмешь у меня — предположим, в долг, на неопределенное время. Когда получится, отдашь. Торопить и напоминать не буду!

— Нет, есть другой выход. Только, пожалуйста, пойдем вместе. Одному мне будет слишком трудно.

Как будто мог быть иной вариант.

— Конечно. А куда, человек-загадка?

— На месте расскажу. Думаю, эта прогулка будет для тебя не столь впечатляющей, как вчерашняя. В отличие от меня, — последнее ты добавил, отведя глаза.

— Э-эй, что ты?.. — Интонация была столь обреченной, что я испугалась и кинулась к тебе, вжавшись щекой в одну из твоих свирепо-торчащих худых лопаток.