Ника Созонова - Грань

Я слышал, но не слушал болтовню Любочки, смазывавшей мне виски и лоб гелем и подсоединявшей к 'Мадонне'. Где-то капала вода из плохо закрытого крана, и этот звук раздражал, как и зудение медсестры.

— …надеюсь, вы не забыли!

— Не забыл — о чем? — Голосок был так пронзителен и настойчив, что пришлось откликнуться.

— Ну, как же? О машинной 'очистке'. Вот, я специально кладу вашу левую руку, указательный пальчик рядом с нужной кнопочкой. Нельзя так рисковать, да и начальство сердить не стоит…

Дура. Но объяснять ей степень ее глупости — равно как идиотизма инструкции, предписывающей становиться потихоньку машиной, — пустая трата времени.

Я начал отсчет.

80, 79, 78… Мой череп становится свободным и полым… таким огромным, что в него помещается вся эта комната…

…64, 63, 62… Да что там комната — целый город со всеми его руинами и помойками… весь наш несчастный, затравленный мир поместился в меня, и еще осталось свободное место…

…50, 49, 48… При этом сам я сужаюсь — до размеров булавочной головки, до паутинной нити… становлюсь тенью тени, что может неслышно проникнуть куда угодно… в чужую душу, в чужую суть…

…37, 36, 35… Как можно быть одновременно огромным, словно вселенная, и крохотным, способным проникнуть в тайное тайных и все почувствовать и понять?… Ноль мыслей, чистота и пустота…

…26, 25, 24… Начали! Ничего-ничего, потерпи, родной, это все для дела…

… 18, 17, 16… Слияние, срастание… я 'ведущий' — он 'ведомый', но мы одно целое… Я есть он…

…2, 1, 0. Вошел!

'Заслон' — это не просто неприятно, как сказал Тимур. Это отвратительно. Не больно, но на грани боли, как при глотании резинового зонда, проникающего в желудок. Хоть я и был подготовлен — знал, на что наткнусь, столкновение оказалось ошеломительным и превысившим все ожидания.

Прервав контакт, я даже не смог доползти до джузи — сунул голову под струю ледяной воды прямо над раковиной в кабинете. От внезапного, слишком резкого выхода меня зверски мутило. Любочка носилась кругами, испуганно вереща, цепляясь колготками за стулья и предлагая то одно, то другое, а я даже не мог послать ее куда следует, поскольку язык не желал ворочаться…

А ведь начиналось все вполне мирно.

Очутившись в сознании Скуна, я слегка пошерстил его чувства и мысли — те, что лежали на поверхности. Выяснил, что я милейшему альбиносу не нравлюсь — считает меня выскочкой и хамом. (Особого удивления это открытие не вызвало.) Еще он был обижен на дочь: бросила его именно сейчас, когда он так нуждается в поддержке, и вернулась к своему 'респектабельному ничтожеству' — так он именовал про себя зятя. Впрочем, все это без особых эмоций: Тимур был прав — ненависть или сильное раздражение нашему общему 'ведомому' были не свойственны.

Цветовой фон не радовал: преобладало темно-серое и коричневое. В 'атмосфере' чувствовалась напряженность. Вот и славненько: будем искать ее истоки…

Заглянул в недавнее прошлое — скука смертная: ночные бдения в крошечной каморке детского садика для бедных… холостяцкие завтраки… одинокие прогулки в любую погоду… Копнул глубже — в то время, когда была еще жива жена. На редкость красивая женщина оказалась! И не капризная при такой красоте: спокойная, мягкая, с тихим достоинством. Что она нашла в заикающемся и бесцветном (во всех смыслах) типе?

Скун действительно безумно ее любил — дочка не соврала. Даже теперь, спустя восемь месяцев, мысли о ней занимали большую часть его сознания. Особенно часто он возвращался в день ее смерти. Память беспрепятственно пропустила меня туда, и я пережил это вместе с ним: мое сердце, как и его, разрывалось от боли. Разрывалось, но продолжало биться, и я умолял его остановить свой бег. Геннадий Скун принял тогда твердое решение покончить с собой и лишь ожидал подходящего момента. Он заставлял себя завершить все дела, отдать все долги, моральные и материальные, дыша и двигаясь на автопилоте. Мысль, что очень скоро он от всего освободится, помогала имитировать жизнь и действовать.

Как и говорила Лора, он почти не спал и много гулял. И однажды, спустя пять-шесть дней после похорон, что-то случилось. Видимо, на прогулке. Стряслось нечто такое, после чего он передумал накладывать на себя руки. Но вот что именно? Стоило мне попытаться войти в тот день и прожить его вместе с ним, как возник 'заслон'. Меня вышвырнуло оттуда, словно котенка, схваченного за шкирку в момент кражи колбасы…

Прервав контакт, поначалу я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть и лишь открывал и закрывал рот в судорожных спазмах. Думал уже, что помру от нехватки кислорода. И лишь ледяная вода, а затем ласковые объятия джузи вернули меня на свет божий.

Часа через два, оклемавшись и просушив волосы феном, отправился к своему подопечному. Разговор предстоял нелегкий.

Когда я вошел, Скун был уже разбужен и сидел на кровати, вжавшись спиной в стену и подтянув колени к груди. Выглядел мой 'ведомый' на редкость измученным и затравленным.

Ну уж дудки, не пройдет! Меньше всего сейчас я был склонен к жалости. Очень тянуло врезать по розовощекой лоснящейся физиономии — да так, чтобы вылетели синие линзы и разбились о каменный пол, а красные глаза полезли на лоб от страха. Но, будучи человеком культурным, к тому же на службе, смирил себя и от резких движений воздержался.

— Что же вы так, Геннадий Владимирович? — поинтересовался я укоризненно. — Я рассчитывал на плодотворное сотрудничество, а вы? Пинком под зад и за порог?.. Нехорошо это.

— Я же вам го-оворил. Я не в состоянии себя ко-онтролировать. Это осо-обенности моей психики.

— Может, хватит щекотать мне уши разноцветной лапшой? Меня не один год обучали психологии, в том числе особенностям различных психик. Да и работаю я достаточно давно. Такую штуку, как 'заслон', сотворить архи-трудно. Для этого должна быть очень сильная мотивация в сочетании с колоссальной волей. Вы, видимо, обладаете и тем и другим.

Смягчив свои слова улыбкой (несколько кривоватой), я опустился рядом с ним на кровать. Похлопал по плечу, отчего он брезгливо передернулся.

— Послушайте, — я старался быть нежным, словно мать или старшая сестра, — я же прекрасно понимаю, как вам здесь не нравится, как вы хотите домой. Неужели у вас могут быть тайны, которые перевешивают это желание?

— Я же ска-азал: я тут абсолютно ни при чем. И тайн у меня ни-икаких нет!

— Хочу вам признаться: в моей власти продержать вас здесь очень долго. А можно не возиться и написать в вашем личном деле волшебную аббревиатуру 'УБ' — и прости-прощай, вольная жизнь. Здравствуй, спец-приемник, таблеточки и уколы, мягкие стены! Поскольку вы одиноки — дочка живет в другом городе и не может за вами присматривать — домашних стен вам больше не видать. А как насчет 'НО'? Согласитесь: потребность что-то скрывать, несмотря на все уговоры, можно счесть ненормальностью, опасной для окружающих. Последствия этого диагноза, думаю, вам известны. Есть еще вариант, самый радикальный: взломать ваш 'заслон'. Точнее, взорвать. Но результатом может быть практически полное разрушение вашей психики. Вы превратитесь в 'овощ', разучившийся говорить и испражняющийся под себя. Нравится вам такое?