Ника Созонова - Грань

Алиса открыла мне дверь. Лишь пару секунд она что-то высматривала во мне, а затем молча ушла в комнату.

Я щелкнул замком, переодел ботинки на тапочки и прошел на кухню. Зажег газ, потом выключил. В квартире стояла неестественная тишина. Варька спит, догадался я, а Алиса не хочет ее будить.

В комнате было темно, и я не сразу разглядел замершее ничком на кровати тело. Почувствовав мою руку, Алиса содрогнулась, словно я пустил сквозь нее ток.

— Подожди-подожди… сейчас…

Было по-прежнему тихо. Только Варежка ровно посапывала в своем уютном углу, среди медвежат, кукол и пластилиновых человечков.

— Она вчера напевала какую-то песенку, — пробормотала Алиса, не поворачиваясь. — Вполголоса, себе под нос. Играла в куклы и пела. А я ненароком подслушала. Там было что-то про талую воду, которая горит огнем. И про то, что рушатся дома, и горы и земля разорвутся на части. А заканчивалось тем, что где-то на другой планете прорастет новое зерно и вырастет новое человечество. И так будет всегда — гибнуть и возрождаться, разрушаться и прорастать…

— Завтра нужно будет везти Варьку в больницу. Там проведут повторное обследование. Диагноз предварительный, и есть шанс, что ошибка.

— …И меня осенило, что она своими словами пересказывает индуистскую истину — День Брамы, Ночь Брамы. Но откуда она может знать это древнее учение? Я ни о чем таком ей не рассказывала.

— Если хочешь, я повезу ее вместо тебя.

- 'Талая вода, талая вода горит огнем…' Нет, не нужно, — Алиса зашевелилась и села. — Ты должен пойти на работу, там тебе будет легче. Я справлюсь. Это 'отказы', да?

— Предварительный диагноз, я ведь сказал. Доктор считает, есть вероятность ошибки, поскольку у нее ничего не болит.

— Не болит, — повторила она, вставая. Медленно, словно сомнамбула, двинулась на кухню. — Чаю?.. А может, останешься?

— Просишь?

— Нет, просто спрашиваю. В этом случае тебе придется спать на полу.

Квартирка у Алисы крохотная. Одна комната и кухня, в которой даже дышать вдвоем тесновато. Я вытащил с антресолей матрас. Долго стоял над кроваткой дочери, глядя, как она спит, свернувшись клубочком. Розовый бегемот валялся в ногах, попираемый маленькой пяткой. Возле лица дремал с открытыми глазами фаворит — старенький потрепанный кролик.

Наверное, у меня очень слабое воображение: никак не мог представить, что очень скоро всего этого не будет.

Устроившись на тощем матрасе, не раздеваясь, без белья — чтобы не нагружать Алису стиркой, долго слушал, как она пытается и не может заснуть, лежит без движения и очень медленно дышит. Я тоже дышал тихо и медленно, стараясь попасть в унисон с ее тоской. А потом отрубился.

12.

Следующие три дня были одинаковы, как близнецы. На работе я методично исследовал психику Геннадия Скуна. Искал 'заслоны', нашел еще два — в придачу к первому и майскому, совпавшему со свадьбой Тимура. Ощущения, которыми они меня наградили, были слабее первого: видимо, выработался психологический иммунитет. Их тупые удары лишали на какое-то время способности думать и помнить, и это ощущалась как анестезия.

Лично со Скуном больше не беседовал.

Любочка посматривала на меня косо и, кажется, бегала жаловаться на мое поведение шефу. Должно быть, я очень обижал ее тем, что свел общение к двум фразам: 'Привет' и 'До скорого'. Да и к инструкции о машинной 'чистке' продолжал относиться наплевательски.

Каждый вечер звонил Алисе, но результатов обследования все не было. Я чувствовал, как она втайне этому рада, как страшится узнать правду — которую, будь ее воля, отложила бы на неопределенно долгий срок. Неведение милосердно: оно подпитывает надежду, а правда безжалостно ее растаптывает.

В четверг вечером отправился навестить Варежку.

Больница оказалась приличной, чистой — никаких разводов мочи на матрасах или нехороших запахов. Серьезный персонал в салатного цвета халатах, высокие зашторенные окна, не пропускающие серый дневной свет, множество ламп, простора и воздуха. Палаты были полупустыми — детских больниц в городе несколько, а детей мало (несмотря на обильные и разнообразные меры по стимулированию рождаемости).

В Варькиной палате кроме нее лежали двое: худенький наголо стриженный мальчик лет двенадцати со сломанной ногой и рыжая девочка чуть помладше Варьки, с сухим кашлем и алыми пятнами по всему лицу.

Дочка не выглядела больной. Когда я вошел, она сидела по-турецки на застеленной кровати и что-то старательно выводила на листке бумаги фломастером, покусывая от усердия нижнюю губу. Фигуры принцев и принцесс, мальчиков и девочек она всегда рисовала странно: начинала с ног и заканчивала прической. Еще частенько воплощала на бумаге необычных зверей, которые ей снились. Любимыми красками были оранжевая, лимонная и лазоревая. Именно этими цветами переливалась сейчас ее мордашка, от волос до подбородка.

Увидев меня, Варежка с визгом кинулась мне на шею и долго качалась на ней, как теплая мягкая гирька. А потом принялась взахлеб рассказывать, какие здесь все хорошие и ласковые, и как ей нравится лечиться ('потому что совсем не больно — никаких уколов!'), и мама приходит к ней каждый день, и нисколько не 'фырчитая', даже если она, Варька, балуется или плохо ест.

'Фырчитая' — Варькино словечко, означающее 'сердитая'. Хотя гнев и раздражение Алисе не свойственны, и ее недовольство проявляется в нюансах интонации. Варька очень чутка к этим нюансам. Мама также бывает 'плиточной' (ласковой и гладкой, как кафельные плитки в ванной цвета топленого молока) и 'буйственной' (когда делает уборку — в наушниках, под любимый крах-рок, и это напоминает смерч, зародившийся в недрах квартиры).

— …И она сказала, что, если я буду слушаться докторов, меня скоро выпишут, и на радостях она подарит мне плюшевого мишку с меня ростом!..

— Лучше бы волка, — я посадил трещавшую Варежку на колени и поцеловал в пушистый затылок.

— Зачем? — удивилась она. — Волки у меня уже есть. Живые, не плюшевые.

Она принялась, смеясь, вырываться, пока не шлепнулась на пол.

— И как они поживают, твой Черный и твой Белый?

— Они устали, очень, — посерьезнев, Варежка забралась на кровать. — Они похудели, им стало тяжело играть со мной, быстро бегать и высоко прыгать. А тигр, наоборот: стал большой и сильный. Иногда он их почти побеждает.

— А что будет, если он их победит?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Наверное, мне будет плохо. Но они справятся, они сильные. Не хочу об этом говорить! Лучше, пап, расскажи мне сказку.

— Волшебную и со счастливым концом?

— А разве бывают другие?

— Бывают. Но я расскажу тебе хорошую. Только сядь поближе и не ерзай, и не подпрыгивай. — Она послушно придвинулась и ткнулась мне в бок. — Расскажу тебе сегодня сказку о маленькой девочке Вареньке и двух мудрых и сильных волках.