Кассандра Клэр - Draco Veritas

Здесь и крест для тебя,

Гвозди здесь и гора

И любовь, что напишет,

Как настанет пора.

Леонард Коэн

Она навсегда запомнила этот свет — свет, заполнивший комнату в тот день, — серый, больничный… Отец принес её из кабинета Дамблдора, хотя она вполне могла бы идти сама, следом спешила мать. Мадам Помфри подготовила для неё кровать, Джинни поморщилась, когда отец уложил её, — не от физической боли, а от чувства вины за испачканные кровью и грязью белоснежные простыни и подушки.

— Я очень извиняюсь, — произнесла она, обращаясь к мадам Помфри, но родители зашикали на неё и задернули занавески, велев ей отдыхать.

Но она не могла расслабиться, её тело не позволяло ей этого сделать, оно не хотело тихо лежать, было беспокойным и неугомонным, словно собиралось сбежать от неё — Ползком Обратно к Тому. Возможно. Она не знала, чему он обучил её тело во время той беспросветной мглы, не оставившей в ней никаких воспоминаний. Встав, она подошла к окну и попыталась открыть его. Левой рукой. Уже нащупав защёлку, она вдруг вспомнила, что всегда была правшой.

Окно бесшумно распахнулось навстречу ясному весеннему дню и лившемуся на школу солнцу. Свет ужалил глаза, однако она не стала зажмуриваться — лишь только она смыкала веки, как сразу видела его лицо. Оно мелькнуло перед ней — вчера, он был сновидением, заключенным на страницах дневника, бестелесным фантомом, вызванным её одиночеством и потребностью общения. Она потянулась к нему, но он исчез, убежал от неё, словно просочившаяся сквозь пальцы вода.

Но там, в Тайной Комнате, всё было иначе: жизнь покидала её с каждым ударом сердца, а он становился всё сильнее, пока она не узрела его целиком: его черные спутанные волосы и бледное лицо, его стройность и напряженную силу тонких рук. Эти юные глаза, цвет которых она так и не смогла припомнить, — они были ясные и чистые. Распахнутые глаза, напоминающие котел, наполненный змеями.

Все усиливающийся гул голосов потянул её к окну, вернув в настоящее, и Джинни безразлично взглянула вниз. К главной лестнице подлетела черная коляска с гербом на двери — волшебная палочка, скрещённая с мечом. Под ними были какие-то золоченые буквы, однако она не смогла их прочесть. Но её взгляд привлекла не коляска, и не светловолосый мужчина, нетерпеливо стоящий рядом с ней, — она его знала, как знала и мальчика, что был рядом: сгорбившегося и удивительно несчастного на вид в этот чудесный теплый день. Солнце поблёскивало на его светлых волосах. Она его знала и ненавидела, однако смотрела она вовсе не на него, а на книгу, что сжимал в руках его отец. Чёрную, разорванную и потрепанную…

Дверь коляски распахнулась, мужчина зажал книжку под мышкой и жестом приказал мальчику следовать за ним.

— Нет, — прошептала Джинни, — он не может забрать её…

Это была её книжка, и внутри неё, на этих отравленных страницах, были написанные её рукой слова, её грезы, мечты и ночные кошмары… Кто ещё имеет на них право? Том. Но Тома больше нет. Тогда, может, Гарри, уничтоживший дневник, спасший её ценой своей крови и едва не погибший от яда.

Но уж никак не ненавистный Люциус Малфой и его столь же ненавистный сынок. Джинни видела, как Малфой-старший с силой дернул руку сына, толкая его в коляску, и поднялся следом. Мальчик сморщился. Джинни этому порадовалась.

— Домой, Антон, — резко скомандовал мужчина, прорезав тихий воздух. — Немедленно.

Коляска отъехала от ступеней, и в этот миг солнечные лучи упали на дверцу, и буквы на ней полыхнули огнем.

МАЛФОЙ.

* * *

Вершина башни была гладкой и слегка скошенной, словно её подрезали какими-то гигантскими ножницами. Квадратное пространство, окружённое зубчатыми стенами, достаточно высокими, чтобы к ним можно было прислониться и сесть.

Забравшись на один из зубцов, Драко задумчиво осмотрелся. Он достаточно хорошо знал эту башню с детства, чтобы сориентироваться в том, что он видит: голые стены шли до самой земли, серебрящейся в сумерках, сад внизу казался грязным подтёком на снегу, далёкая дорога вела к поблескивающему огнями Малфой Парку. Солнце на западе уже почти закатилось, небо переливалось темнеющими на глазах глубокими оттенками алого — от розоватого до кровавого. В других обстоятельствах это даже показалось бы ему красивым.

— Ты уверен, что должен так стоять? — поинтересовался Гарри, топчущийся у закрытой двери в башне. — Ещё свалишься, неровен час…

— Не свалюсь, — ответил Драко.

Гарри что-то пробормотал себе под нос. Драко повернулся и взглянул на него — Гарри сложил руки на груди, его лицо маячило белым пятноммежду черной мантией и чёрными же волосами. Щеки горели румянцем от мороза.

— Я же сказал — не свалюсь, — повторил он.

— Понятно, — кивнул Гарри, — тогда спустись вниз.

Драко пожал плечами и спрыгнул со стены вниз, бесшумно приземлившись на каменные плиты пола. Адмантиновая манжета звякнула о стену. Люциус заковал их руки — правую Гарри, левую — Драко, прежде чем запереть их. Это препятствовало возможности колдовать так же успешно, как и адмантиновая камера.

— Ну, спустился, — сообщил Драко. — Теперь тебе лучше?

— Мне будет лучше, если ты подойдешь ко мне и поможешь отпереть дверь.

Драко помотал головой:

— Даже не пытайся. Кишка тонка.

Гарри перестал возиться с дверью и оглянулся на него, упрямо выпятив подбородок:

— Что — заколдована?

— Естественно.

— И я так полагаю, что ты не знаешь, каким образом можно ее отомкнуть?

— Тут дело не в заклинаниях. Просто эту дверь можно открыть только с той стороны, и невозможно — с этой. И я не думаю, чтобы это заклинание можно было бы обернуть.

— Все заклинания обратимы, — возразил Гарри.

— Ну, тогда можешь до изнеможения заниматься этим глупым делом. А я посижу и в одиночку что-нибудь попридумываю.

Драко присел, привалившись к каменному парапету, в тот же миг его охватило странное лёгкое головокружение, и он прикрыл глаза, силясь отогнать его. Даже с закрытыми глазами он ощутил, что Гарри присел рядышком, словно эта физическая близость приводила к появлению какого-то психического контакта между ними. Это помогло, и головокружение пропало.

— Ты в порядке? — спросил Гарри.

Драко открыл глаза.

— Да.

— Ты весь на взводе.

Драко взглянул на Гарри, склонив голову: вид у того был немного усталый, однако куда-то исчез этот измученный и опустошённый взгляд, сменившийся кипящей энергией и тревогой. Глаза сияли, щёки горели, руки выстукивали на коленях какой-то энергичный ритм, адмантиновая манжета поблёскивала от этих движений.

Быстрые, ловкие, искусные руки, они словно бы говорили: «Дайте нам стиснуть меч, дайте нам флагом взмахнуть, дайте нам встать в строй, и мы сокрушим врага. Следуй за нами.»