Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст

— Да я не потому, — ответил он тихо. — Увидят, что остался один корабль.

— А второй я услал в другую сторону, — объяснил я.

С капитанского мостика хорошо видно, как далеко у берега теснятся барки, крупные лодки и другие суда, почти все с прямыми парусами, под которыми плавали древние греки, а еще викинги.

На причале народ останавливался и провожал нас взглядами. На палубе послышалась ругань, я повернул голову и увидел, как кто-то вырвался из рук матросов и прыгнул через борт.

Через минуту мы увидели мелькающую среди волн голову с прилипшими рыжими волосами.

Ордоньес выругался:

— Сволочь… Как думаете, какие-то секреты выдаст?

— Да мы ничего и не рассказывали, — сказал я, — хотя не хотелось бы, чтобы разевал пасть…

Ордоньес крикнул:

— Юрген! Бегом неси лук его светлости! Да не свой, у него получше…

Юрген исчез с палубы, мы смотрели, как Мертон борется с волнами, плывет мощно и умело, движения быстрые и вместе с тем экономные, так можно плыть до самого дальнего острова без отдыха на мелких…

Ордоньес охнул. За спиной беглеца появился острый спинной плавник огромной рыбы. Мертон, как почувствовал, обернулся. Мы увидели ужас на его лице, но вскрикнуть не успел, некая сила с силой вдернула под воду.

Юрген простучал подошвами по ступенькам, протянул мне лук Арианта.

— Ваша светлость…

— Неси обратно, — сказал я.

— Ваша светлость?

— Как видишь, — пояснил я и указал за борт, — бог на стороне больших кораблей.

Волны в том месте на мгновение окрасились кровью. Ордоньес поморщился, повернулся к морю спиной.

— Жаль, — сказал он, — храбрый был моряк. Наглый, но храбрый. Мне такие нравятся.

— Такие всем нравятся, — согласился я. — Нам только умные почему-то, ну, никак! С чего бы, все думаю…

Он посмотрел на меня с подозрением:

— Разве то умные? Умные, это не когда умнее других, а когда другие об этом не догадываются!

Попутный ветер красиво и мощно надувает паруса, ветер гудит и посвистывает в реях. В детстве я считал, что мачты устанавливаются вертикально, сколько бы их ни было, но на самом деле достаточно сильно наклонены назад, очень красиво, словно корабль мчится с такой силой, что пригнулись от напора встречного ветра…

Именно при таком наклоне мощный ветер не ломает их, как соломинки, и корабль просто несется по волнам, почти летит по самым гребешкам.

Мы с Ордоньесом почти все время проводили на капитанском мостике, ветер дует в спину и треплет волосы, вдали в серебристой дымке проплывает то один берег, то другой, но мы проходим мимо на большой скорости и достаточно далеко, никто не пробует пуститься в погоню.

— Ваш конь хорош, — проговорил Ордоньес с одобрением, — но все-таки не лучше ли на корабле? А они с собачкой отдохнут.

— Сам хочу поскорее в Тараскон, — признался я. — Мне сейчас не королевские регалии нужны, а корабли!.. Большие! Много!

Он мечтательно вздохнул.

— Надеюсь, у вас получится и это сумасшествие. Я же только управлять умею, но не строить.

— Вы знаете основы, — возразил я. — Можете объяснить, почему и зачем нужно укрепить шпангоут или почему мачту нельзя ставить прямо, как я бы сдуру поставил!.. Это даже матросы знают, они и будут объяснять и показывать местным плотникам и столярам. Эх, я бы и сам объяснял, но… появилось неотложное дело в Гандерсгейме…

— Поруководить хочется?

Я покачал головой.

— Там лучше меня знают, что делать. Один важный разговор есть…

— Тогда успеха, ваша светлость. Наши жизни связаны с вашей, берегите себя!

Едва вдали показался берег Гандерсгейма, Ордоньес велел готовить лодку и гребцов, поднимать из трюма сонного арбогастра. Пса приглашать не пришлось, каким-то образом все чует, скачет по палубе, нагоняя ужас даже на самых бывалых, а баннерет Матиус, Ганшилд и Вебер Кронберг так вообще всякий раз застывают в ужасе, когда видят его горящие багровым огнем глаза и страшную пасть.

Берег Гандерсгейма показался вдали солнечный, весь в золотом песке пляжей, отмель широкая, там, чтобы погрузиться в воду хотя бы до пояса, нужно идти с полмили…

Зайчика подвели к борту. Адский Пес носится по всей палубе и едва не залезает на мачты, нос возбужденно дергается, на меня оглядывается с вопросом в коричневых глазах.

— Граф, — сказал я, — знаете ли… не нужно напрягать матросов. Пусть в карты режутся. Это сюда на лодке, понятно, борта высокие, а с корабля… гм…

Он спросил настороженно:

— Что вы задумали?

Я поправил лук за плечами, проверил, как закреплен мешок с арбалетом и мелкими вещицами, подошел к Зайчику и поднялся в седло.

Ордоньес покачал головой.

— Ваша светлость… сэр Ричард!

— Увидимся в Геннегау! — крикнул я.

Матросы в испуге шарахнулись в стороны, я разогнал арбогастра, он сделал последний мощный прыжок и, пролетев с четверть фарлонга, рухнул в волны.

Я держался крепко, глаза закрыты, только чувствовал сильной толчок, это арбогастр коснулся копытами дна, через полминуты мы вынырнули на поверхность, я соскользнул с седла и поплыл рядом, хотя, конечно, просто лежал на воде, а Зайчик мощно тащил к берегу.

На корабле орут и свистят в восторге, арбогастр наконец ощутил близкое дно, я тут же взобрался в седло, он пошел мощными прыжками и вылетел на берег с разгону, как дельфин-самоубийца.

Я остановил, повернулся и помахал Ордоньесу и матросам. Многие, как вороны, облепили мачты, оттуда лучше видно, тоже машут так, что вот-вот свалятся.

Бобик выскочил и на ходу отряхнулся, окружив себя веером хрустальных брызг, с виду очень пристыженный явным проигрышем травоядному.

Я свистнул, и мы понеслись в ту сторону, где должен располагаться наш воинский лагерь.

На ровной, как столешница, долине среди зелени пестреют шатры: красные, желтые, оранжевые, лиловые — все празднично сказочные, яркие, радостные, и не хочешь, а заулыбаешься, глядя на такие чистые тона, как будто прямо перед тобой сядет трепетно радужная бабочка с вот такими огромными крылышками!

Сердце мое радостно защемило, как здесь все знакомо, неизменно и домашне… Это мне кажется, что в море пробыл вечность, однако здесь, как и там, прошло несколько дней, но у всех мера времени разная. Похоже, для моих лордов это будет выглядеть, как будто я вышел из шатра, а через некоторое время вернулся что-то взять еще.

Арбогастр замедлил бег, уловив мою нерешительность, наконец я повернул его к дальним холмам.

— Да простит меня граф Ришар, — сказал я вслух, — но сперва дела… он поймет. Как понимал всегда. Надеюсь, поймет.

Шатры военачальников герцога Готфрида Брабантского стоят в строгом воинском порядке, а его шатер — на точно выверенном расстоянии от боевых соратников.