Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст

Он торопливо поклонился.

— Да-да, это все сделаем.

Помощник снова шепнул на ухо, но Гамерлинг смолчал, зато я спросил строго:

— Что там еще?

Помощник сказал виновато:

— Это все уже делается… Так, стихийно… Само по себе…

Я пожал плечами.

— Это еще лучше, не надо вкладывать средства. А частную инициативу приветствуем, обещаем льготы и послабления.

Они заметно расслабились, явно страшились майордомьего гнева, а я рассматривал их очень внимательно, стараясь побыстрее понять, чего от кого можно требовать. На первый взгляд в комнате собрались все энтузиасты, вон как глаза горят, о почтении к сюзерену забывают.

В распахнутые настежь двери то и дело заходили еще строители, тихонько останавливались в задних рядах, жадно слушали, а я угадывал по их нагрудным бляхам глав гильдий плотников, столяров, оружейников, кожевников, шорников…

— Чертежей, — сказал я резко, — понятно, никто вам не привез готовых, но у вас есть более важное: каравелла «Синий Осьминог»! Кроме того, вот-вот прибудет «Богиня Морей», у нее чуточку иная конструкция. Обмерить все! Снять точные копии каждого гвоздика!.. Чертежи хранить, как зеницу ока!.. Снять копии на случай потери… у вас, ворон мыслящих, вечно все теряется.

Гамерлинг сказал торопливо:

— Ваша светлость, мы уже приступили, как я уже сообщил. А чертежи, если честно, мы сняли сразу же, как только увидели это чудо…

— Что-о-о? Без моего ведома?

Он виновато потупился.

— Простите, ваша светлость, но когда в бухту вошли такие великолепные корабли, просто не могли утерпеть. Каждый настоящий мастер готов рискнуть… да что там рискнуть!.. готов умереть, но понять эти секреты. А если будет возможность, то и сделать самому.

Я подумал, посверлил его злым взглядом, сказал еще резче:

— Благодарю за понимание! Но в те чертежи, что вы сняли, сразу же внесем изменения. «Синий Осьминог» и «Богиня Морей» — далеко не самые большие каравеллы. Да-да, бывают и больше, не делайте такие глазки, дорогой Гамерлинг!

Он поклонился, сказал тихо:

— Простите, ваша светлость, но я неблагородного звания… Просто Роберт, а то и Боб…

— Отныне — сэр, — перебил я. — Авансом за хорошую работу, которую я потребую со всей строгостью и беспощадностью. Поняли, сэр Гамерлинг? Со всей строгостью.

Он прошептал растерянно:

— Ваша светлость… но какие могут быть… еще больше?

— Могут, — отрезал я. — Примерно те же пропорции, в детали инженеры внесут изменения.

Он прошептал, обомлев:

— Ваша светлость…

— Расчетная скорость, — прервал я, — должна быть около четырнадцати-пятнадцати узлов. Каравелла, даже большая, должна легко лавировать, поворачиваясь к ветру то одним бортом, то другим.

Я видел, что у него, как и у других, при слове «каравелла» вспыхивают глаза и светлеют лица, будто им тоже оно пахнет романтикой, само слово какое-то волшебное, хотя на самом деле в нем увековечен всего лишь простонародный плотницкий жаргон. Раньше обшивку набирали внакрой, по типу черепицы, так строились даже самые большие на то время корабли, когги, галеры, но для этих больших кораблей нового типа доски стали класть вгладь, что значит одна к другой вплотную. Этот способ у плотников назывался карвель. Вот так и получились каравеллы…

Но все равно само слово «каравелла» вызывает некие радостные и даже праздничные ассоциации, уж не знаю, почему. А вот «шхуна» — нет. Шхуна — это что-то пропахшее рыбой, некое транспортное судно для мелких перевозок, а также для рыбной ловли, а ведь именно в шхуны превратились каравеллы, когда им улучшили оснастку, в смысле заменили треугольные паруса на трапециевидные, а также чуть улучшили обводы корпуса.

То есть шхуны — это улучшенные каравеллы, надо же…

За дверью послышались голоса, вошел отец Дитрих в сопровождении массивного помощника, выше его на целую голову.

Я радостно улыбнулся ему и продолжал:

— Вот отец Дитрих подтвердит, что сам Господь повелел Ною построить ковчег в триста локтей в длину, пятьдесят в ширину и тридцать в вышину. А еще он указал, как с помощью переборок сделать его непотопляемым и не дать раздавить воде, ибо вода, знаете ли, давит… И вообще, дал весьма подробные и ценные указания, как и что. Если нужны инженерные подробности, отец Дитрих расскажет, он про потоп все знает, будто сам там был. Потом один мудрый ученый монах по имени Исаак Ньютон подсчитал, что объемное водоизмещение ковчега равнялось двадцати тысячам реестровых тонн… Ну да ладно, это я забрался куда-то в сторону, с мудрецами моего типа это сплошь и рядом, мы такие все из себя отвлекаемые, но вывод все равно ясен. Не так ли?

Они смотрели несколько обалдело, только Гамерлинг, то ли самый смелый, то ли обесстрашнившийся от прибавки к его имени приставки «сэр», спросил тупенько:

— Не… Другим ясно, конечно, они мудрые, а мне вот…

— Абисняю, — сказал я, — хотя в другое время бы за такое на кол, но сейчас мы с вами все инженеры, бить не буду. Господь нам сам лично подсказал, веля построить именно такой ковчег… что подсказал?

Он переспросил опасливо:

— Что… что подсказал?

— Что мы должны, — сказал я веско, — строить настоящие морские исполины!

Гамерлинг сказал торопливо:

— Да, ваша светлость, истинно!

— И морские, — сказал я, — и океанские.

Отец Дитрих смотрел на меня с глубоким сочувствием и покачивал головой.

Я жестом велел всем продолжать обсуждение, а сам подошел к великому инквизитору и сел рядом. В его глубоко посаженных глазах я увидел глубокую тревогу.

— Отец Дитрих? — сказал я вопросительным тоном.

Он тяжело вздохнул.

— А не сломишь спину, сын мой? У тебя столько начатых дел, а ты хватаешься за новое?

— Это как раз и есть самое старое, — сказал я с убеждением, какого давно не чувствовал. — Я издавна стремился на Юг. Но сперва, как дурак, думал там найти спасение, а теперь понимаю, что спасение мы должны, просто обязаны, принести туда!

Он посмотрел на меня в сомнении, в мудрых глазах инквизитора я снова увидел неясную тревогу.

— Я попросил Рим прислать нам еще священников, — произнес он со вздохом. — Меня просят вернуться в Зорр, там что-то началось недоброе, но… сын мой, ты такую гору стараешься поднять! Тебе одному не осилить.

— Знаю, — ответил я. — Но если надо? Вы же тоже разрываетесь между Геннегау и Тарасконом?

Он вздохнул.

— Еще и в Гандерсгейме нужно побывать, сын мой. Крещение варваров и приведение их в лоно Церкви — важнейшая задача. Ее бы выполнить, а твоя душа уже сражается на Юге?

— Хотя и уверяем на всех перекрестках, — сказал я, — что готовимся к борьбе с пиратами, но император, думаю, не такой дурак.

Он спросил негромко: