Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст

— А что, флот не для борьбы с пиратами?

— Для борьбы, — согласился я. — Но если побьем их… не «если», а когда побьем, то не пустим же все корабли на дно?

Он произнес еще тише:

— Может быть, не так уж и уверять всех? А то, когда слишком громко, и дурак поймет, что говорим неправду.

— Мы не кривим душой, — уточнил я, — пираты — первая задача, но император понимает, что меч куют не для того, чтобы держать в ножнах. А с таким флотом уже проще пересечь океан… Готовы ли там к такой неожиданности?

— Главное, — напомнил он, — готовы ли мы. Кроме огромного и сильного флота, сын мой, мы и сами должны быть чисты душами и помыслами, тогда дьявол будет бессилен нам повредить.

В зал вошел в сопровождении богато одетых вельмож низкорослый и невероятно широкий в плечах мужчина в рыцарских доспехах. Я перехватил гордый взгляд, у герцога Дюренгарда осанка и движения никому не дадут забыть, что он — знатнейшего рода.

Он приблизился, учтиво поклонился и застыл. Я поприветствовал его доброжелательно:

— Ваша светлость…

Он выпрямился и ответил, как эхо:

— Ваша светлость!

— Рад вас видеть в здравии, — сказал я. — Надеюсь, и ваш дед, благороднейший сэр Гаррет, чувствует себя… хорошо.

Отец Дитрих поднялся, благословил герцога и удалился, а герцог пристально смотрел мне в глаза.

— В ту первую нашу встречу, — произнес он чеканным голосом полководца, — он сказал после вашего ухода, что наш мир переменится. Я не поверил, но теперь скажу, мой дед снова прав, а я снова ошибался… Я счастлив, ваша светлость, что город Тараскон, который является моим владением… пусть и не в полной мере, стал центром внимания всего королевства!

Я кивнул.

— От рабочих слышал, вы оказываете всяческую помощь?

— Какая в моих силах, — ответил он. — Мне просто лестно, что это в моих родовых землях. Никогда еще в Сен-Мари не было флота! Теперь, верю, будет…

— Спасибо, ваша светлость, — сказал я. — Буду и дальше рассчитывать на ваше содействие. Жаль, не могу насладиться вашим обществом, вынужден прямо сейчас мчаться в столицу. Увы, у всех у нас обязанности!

— А у эрцгерцога, — произнес он со странной интонацией, — их больше, чем у кого-либо. Ваша светлость, я просто настаиваю, чтобы вы взяли мой эскорт! Нельзя лицу с высоким титулом появляться где-либо в одиночку. Это не просто умаление достоинства и, уж простите, может вызвать панику… Сэр Вильгельм! Берите знатнейших рыцарей и проводите сэра Ричарда, майордома Сен-Мари, маркграфа Гандерсгейма и эрцгерцога архипелага Рейнольдса… в Геннегау!

Распоряжался он властно и уверенно, ни секунды не сомневаясь, что поступает правильно, а я спорить ни в коей мере не стану.

Ко мне приблизился и преклонил колено красиво и пышно одетый молодой рыцарь.

— Вильгельм Вейтлинг, — представился он, — из рода Карагардов. Счастлив услужить вашей светлости.

Я наклонил голову, подумал и предупредил:

— Но я выступаю прямо сейчас! Как видите, я уже в походном.

Герцог бросил взгляд на сэра Вильгельма, тот бегом бросился к выходу. Герцог любезно проводил меня, а когда мы вышли во двор, сказочно разодетые в яркие праздничные цвета рыцари уже поспешно забирались в седла укрытых по самые глаза яркими попонами коней. Точнее, укрытых с головами, только для глаз и ушей оставлены отверстия, зато над лбом каждого красуется небольшой султанчик из крашеных перьев. Думаю, прицепили бы и большой, но тогда всадник не увидит, куда его повезет конь.

Мчались конным отрядом с развевающимися знаменами, что казалось мне нелепым совсем недолго, мол, руки заняты, но очень скоро понял, что даже у меня шелест трепещущего шелка вызывает некий странный подъем. Если знамя вот так трепещет над головой или просто рядом, то мы как бы сильнее, круче, бесстрашнее, а враг — слабее, мельче и противнее. И хотя у него тоже какие-то цветные тряпки на палках, даже расшитые золотом, но все равно мы лучше, с нами Бог, и как доказательство его присутствия — эти вот хлопающие по ветру полотнища…

Рядом мчится сэр Трайон Эдвардс, молодой еще и розовощекий рыцарь, глаза горят восторгом и счастьем.

— Ваша светлость, — крикнул он на скаку, — а правда, что при вашем дворе собраны самые-самые красивые девушки королевства?

Я покосился на его юное лицо с блестящими глазами. Юный виконт наверняка уже в мечтах ходит перед ними павлином, рассыпает комплименты.

— Может быть, — ответил я, — но я их не собирал.

— Но как-то же собрались?.. Вообще-то это вы, ваша светлость, должны выбирать, кому из провинциальных красоток быть фрейлинами при дворе и служить королеве.

Я напомнил сухо:

— У меня нет королевы.

— В данном случае, — поправил он себя, — королеве турниров. Народу тонкости неважны, они хотят видеть красивую женщину рядом с вами, а еще, чтоб ее окружали красивые незамужние девушки!

Арбогастр на скаку время от времени косит на меня недоумевающим глазом, Бобик вообще извелся с этой черепашьей скоростью, ловил всех зверей, что попадаются по дороге и совал в руки перепуганному и одновременно осчастливленному сэру Вильгельму.

Я наконец сказал со вздохом:

— Простите, дорогой сэр, мне очень приятно общество таких верных нашему делу людей, но… возвращайтесь в порт. Или сразу к герцогу.

Он вскрикнул непонимающе:

— Ваша светлость! Но почему…

— Тороплюсь, — объяснил я, — меня съедает злое нетерпенье. Все так медленно, все так черепашисто…

Арбогастр уловил разрешение, с первого же скачка перешел в карьер, оставив отряд сэра Вильгельма далеко позади, а когда те скрылись из виду, пошел ураганно, когда в смазанные полосы сливаются не только мелькающие мимо леса и рощи, но и сама земля под конскими копытами становится серой от частой смены травы, земли, камней, песка и глины.

И лишь когда на горизонте появилась невысокая, но солидная гора из розового камня, издали похожая больше на свадебный торт, чем на стольный город Геннегау, арбогастр сбросил бег до галопа, и Бобик унесся вперед без нас.

Ветер уже не ревет, а только треплет волосы, город приближается. В свете утреннего солнца он издали похож на гору бело-розовой кружевной пены, вечно юный, хотя выстроен на руинах Оттарарка, а тот возвели на развалинах Пантисселя, однако при взгляде на Геннегау кажется, что его выстроил неделю назад один художник и по одному плану.

Арбогастр сбросил скорость, под копытами проскальзывает бесконечная равнина, а я рассматриваю с новым чувством город на возвышении, окольцованный тремя рядами высоких и толстых стен. В этом городе есть все для жизни как богатых, так и бедных, а в самом центре на вершине высится прекраснейший и огромный дворец из десятка зданий, кремовые шпили поднимаются к небу кокетливо и хаотично, потеряв изначальный смысл, а между высокими зданиями в довершение к дорожкам внизу перекинуты на большой высоте еще и ажурные мостики.