Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст

Он сказал почтительно:

— Да вы святой, ваша светлость!

— Ага, — ответил я, — да, я он самый. В общем, вы поняли? Регулируйте там сами. А то попрут с подарками, а я человек совестливый, отказаться не смогу, буду жрать, пока не лопну.

Он помялся, отошел ко второму столу и вернулся с другой шкатулкой в руках, украшенной таким количеством драгоценных камней, а сверху еще и жемчужинами, что пристала бы больше королеве, чем вообще мужчине.

— Ваша светлость…

— И эта мне?

Он кивнул.

— Принесли, когда вы проводили заседание Тайного Совета. Мои помощники приняли.

Я покачал головой.

— Ну-ну. И что я с нею буду делать? Бусы складывать? Или оторванные пуговицы?

— Это для письменных принадлежностей, — пояснил он. — Тут есть отделение для тонко просеянного песка, особо очищенный сургуч… и прочее необходимое.

— От кого?

— Гильдия писарей.

Я буркнул:

— Мог бы догадаться. Все остальные подарили бы меч, топор или доспехи… В общем, насчет подарков понял. Гони взад, но вежливо! Если увидишь, что отказаться — смертельно обидеть, бери, но без обязательств, а то я их, гадов, знаю. Подарят шкатулку, а хотят взамен получить сундук.

Он поклонился и отступил к двери.

Я сказал вдогонку:

— И как бы невзначай оброни, что лорд вернулся, гневен, недоволен и задаст чертей всем, кто прятался от обязанностей, как пес от мух! Вроде как утечка информации, понял, дорогой сэр Жерар?

— Слушаюсь, ваша светлость.

Из окна кабинета видно, как во дворе среди зелени на позолоченных столбах ветер лениво треплет широкий красно-желтый полог, защищающий от солнца. На дорогой ткани с обязательным шитьем золотом в глаза бросается королевский герб Кейдана. Барон Альбрехт в свое время хотел заменить, но бурно воспротивился сэр Растер, громогласно доказавший, что это символ победы сэра Ричарда и его рыцарей, потому, мол, пусть все видят. Главное не чье, а кому принадлежит сейчас. Не умаление чести сэра Ричарда, а доблестно завоеванный, даже захваченный, прямо скажем, трофей.

Я снова покосился в окно, со лба сорвалась капля горячего пота, в здании жарко и душно от накаленных стен. Жерар сочувствующе вздохнул, но в глазах все то же непреклонное: надо, сэр Ричард, без пастуха любое стадо гибнет.

Я сказал с досадой:

— Да черт с ними, этими церемонными столами! Сэр Жерар, собрать мои письменные принадлежности, карты Гандерсгейма и архипелага Рейнольдса!..

— Будет сделано, ваша светлость.

— И все отнести вон туда!

— Как скажете, ваша светлость.

— Так и скажу, — сказал я раздраженно. — Изволю!

Он сказал с неуверенностью:

— Может быть, заменить хотя бы полог? Там привыкли… ну… развлекаться. В его сени, так сказать…

— Что такое сени? Ах да, сенные девушки… Сена не надо, без него накувыркаемся.

— Музыкантов позвать?

Лицо его было серьезное, я спросил с досадой:

— Издеваетесь? Для меня работа и есть развлечение, вот так вам! И без музыки. И вас приучу развлекаться таким странным для простого божьего создания извращенным образом.

Он тяжко вздохнул, а я вышел, заложив руки за спину. К счастью, на правах победителя я сразу ввел новую моду: в жару всего лишь в рубашке, брюках и башмаках, да и то рукава закатываю по самые бицепсы.

Молодежь Сен-Мари тут же подхватила моду, старшее поколение держится, под пышностью одежд скрывает недостатки фигур, хотя кое-кто, желая попасть в фавор победителям и у кого телосложение сохранилось, тоже вот так появляются в саду с распахнутыми на груди рубашками из тонкой дорогой ткани.

Полог установлен удачно: воздух свежий, тень от солнца, ветерок постоянно охлаждает жар моего тела, я устроился на легком стульчике и корпел над картой.

Стражи заняли все направления, откуда ко мне могли бы пожаловать незваные гости, я работал самозабвенно, пока в саду не раздались испуганные крики. Я услышал частый конский топот, рука привычно метнулась к рукояти меча. Из-за аккуратно постриженных деревьев выметнулся, как огромная дивная птица, прекрасный белый конь с роскошной гривой и пышным хвостом, а на нем пригнулась, зарывшись лицом в дикую прическу, хохочущая женщина с развевающимися волосами.

За нею со всех ног бежали стражи с копьями в руках. Я помахал им успокаивающе, мол, возвращайтесь к воротам, и они с облегчением остановились, но на оскорбившую их нарушительницу смотрели с лютой злостью.

Конь остановился возле меня, как вкопанный, не видно, чтобы устал или даже запыхался, это значит, леди Бабетта появилась уже прямо в саду. Стражи, по-видимому, новые, еще не знают, что я запретил расследовать случаи, когда она появляется вот так из ниоткуда, минуя строжайшую охрану.

Она весело смотрела сверху вниз, ожидая реакции. Я поднялся во весь рост, он у меня хорош, подчеркнуто поморщился.

— Ах, леди, как вы можете?

Она очаровательно улыбнулась.

— Что?

— Ну, вот так на коне, — сказал я таким тоном, словно поймал ее на непристойности. — Мало того, что это конь, а не лошадь, но что за седло под вами?

Она смотрела насмешливо.

— Ах, милый Ричард!.. Если бы это говорил сэр Жерар или сэр Альбрехт — вон как осуждающе смотрят!.. даже бровями шевелят, — я бы поверила, но вы можете только дразниться, прекрасно зная, что я по доброте женской души и мягкости пылающего к вам сердца просто не посмею обидеться…

— Ага, — сказал я с тяжелым сарказмом, — и доброта… и женская… и душа… как много того, чего у вас никак не нащупаю! А мягкость пылающего сердца — это вообще нечто. Вы-то знаете точно, что это такая мышца, усердно гоняющая кровь от головы к жопе, ненадолго останавливаясь в гениталиях. Позвольте, я вам помогу…

Она не стала ждать, пока придержу стремя, попросту упала мне в объятия, обхватила, как бы страшась упасть, я тоже обхватил и сжал, тоже вроде бы спасаю, так некоторое время вдыхал нежный аромат ее кожи, свежесть ее дыхания, однако чувственное начало сразу же дало себя знать, и я сдавил ее уже со страстью.

Она счастливо вскрикнула, засмеялась:

— Сэр Ричард, я вас тоже люблю… весьма и зело.

Я опустил ее на землю, коня ухватили за повод и увели, а я церемонно подал ей руку. Она оперлась так же церемонно, а затем расхохоталась и пошла уже свободнее, прижимаясь то боком, то горячей грудью, и все выглядит в пределах правил этикета, только других, менее сковывающих, нужно будет ее поучить новым правилам наших церемониймейстеров и учителей танцев.

В мозгу крутится это «весьма и зело», где это она могла услышать, я такое ввернул пару раз в самом тесном кругу своих близких, но отогнал всякое подозрительное, с этим потом, заглянул в ее брызжущее весельем лицо.

— Надолго? — поинтересовался я.

— Пока не прогоните, — ответила она весело.