Илья Гутман - Наследник Звёзд

Я научился орудовать катаной и стрелять из композитного лука. Потом хан Актубек сказал, что я должен пройти Испытание Ловкости вместе с тремя юношами, которые должны стать мужчинами. Нам вручили по луку, и мы охотились на кондоров, и каждый из нас принёс хану по голове гигантской птицы. Затем хан отправил нас на Испытание Силы. Каждому из кандидатов в мужчины племени Уштобе требовалось сразить опасного хищника; мне достался медведь. Хан выдал нам по катане и я с лёгкостью одолел зверюгу в ближнем бою: с моей ловкостью это было раз плюнуть. Я принёс Актубеку голову медведя, и следующее испытание назначил шаман Акалтын, отец Джумаша: я должен был забраться в пещеру в скалах недалеко от племени, некоторое время пробыть там в одиночестве и не сойти с ума. Акалтын сказал, что если я силён духом, медитация укрепит меня, и мне откроются видения, а это значит, что я потом могу стать шаманом.

— Сколько же времени я там должен прожить? — поинтересовался я.

— Сколько потребуется, Апион, — отрезал шаман. — Духи сообщат мне.

Вход в пещеру закрыли огромным камнем. Я оказался в полной темноте, без доступа к пище. Я прибегнул к огненной магии, создал блуждающий огнешар, исполняющий роль светильника, и принялся осматривать пещеру. В ней не нашлось ни намёка на пищу, зато присутствовала подземная речка, полная чистой пресной воды. Жажда мне не грозила, но вот сильный голод дал о себе знать уже через полдня. Впрочем, я не мог определить время: от наручных часов я избавился ещё в доме Антипа, потому что они очень странно смотрелись в этом варварском мире, а посмотреть на небо я не мог. Чтобы не сойти с ума от одиночества, я принялся практиковать аргомантию. Мне казалось, что я не потерял счёт времени, и через двадцать условных дней Акалтын выпустил меня. Оказалось, я провёл в уединении всего неделю.

— Твои глаза полны решимости, — сказал тогда Акалтын. — И дух твой крепок. Ты принят в Уштобе, Брат Племени, и возможно, потом станешь Внимающим Духов. Твоя мантия полностью запачкалась в пещере, но я принёс тебе новую одежду, — при этих словах шаман протянул мне кожаные доспехи степняка. — Этим утром я вошёл в контакт с духами предков. Они сказали, что ты прошёл испытание, и велели наречь тебя в честь моего деда именем Октобай.

За месяц, прожитый среди кочевников, мои волосы удлинились, и, после того, как я надел кожаный доспех, шаман сплёл мне небольшую косичку. Шураба нарисовала на моём лбу несмываемой солнечный диск, «божественное» клеймо гэнни-джунцев, чтобы показать, что хотя я и не являюсь гэнни-джунцем по крови, стал настоящим кочевником, таким же, как и все остальные.

К реальности меня вернул звук удара тушки кондора об землю. Джумаш подобрал добычу и положил на спину своего коня, сзади сидения. Я спешился и приложил к земле ухо:

— Слышу тихое подкрадывание степных саблезубов, брат Джумаш. Эти твари бегут с юга — прямо к нашему аулу!

— Рад за остроту твоих чувств, брат Октобай. Так покажем этим тварям, кто хозяин в степях Гэнни-Джуна! Они встретятся с кочевниками, знакомыми с мощью мойренских богов!

Вскоре на горизонте показалась стая степных саблезубов — грозы всего живого и проклятие степей Гэнни-Джуна. Если бы не оберегающие ритуалы шаманов кочевников, люди давно были бы истреблены этими жестокими и кровожадными хищниками, даже утолив жажду голода, не способными заглушить в себе жажду убийства. Небольшие и жилистые, в отличие от своих огромных, предпочитающих жить и охотиться в одиночку сородичей с северных гор Эрты, степные охотники выглядели не столь внушающе и грозно как полярные тигры. Но менее опасными от этого не становились. Обладающие невероятной выносливостью, сбиваясь в стаи, именовавшиеся на языке кочевников «гуртом», саблезубы не боялись никого и ничего, всем гуртом нападая на добычу, размером многократно превосходившую их самих. Длинные, выпирающие из пасти, похожие на изогнутые клинки клыки саблезубов пробивали любую, даже саму толстую и прочную шкуру, а превосходящее количество и умение развивать невероятную скорость бега не оставляли добыче ни единого шанса. Благодаря окрашенной в грязный, серо-жёлтый цвет шкуре, саблезубы были почти неразличимы на фоне степи, атакуя внезапно и молниеносно.

Заметив нас, саблезубы торжествующе заревели, ускорили бег, на ходу рассыпаясь в цепочку, окружая, отрезая любые пути к бегству. Кони, при виде хищников, испуганно заржали, переступая с ноги на ногу, топчась на месте и не подчиняясь командам, грозясь сбросить с себя всадников. Я, не дожидаясь, пока саблезубы подойдут достаточно близко для прыжка, взмахнул рукой, посылая в ближайших зверей сноп электрических искр наподобие тех, что мы с Громобоем использовали против клопов в трактире, только значительно крупнее. Громыхнуло. Шкура саблезубов, угодивших под заклинание, затрещала, вспыхнула электрическими всполохами. Запах озона, смешанный с вонью палёной шкуры, ударил в нос.

Саблезубы, поражённые заклятьем, спотыкаясь и оглашая степь полным боли и ярости воем, повалились на траву, покатились по склону вниз.

Мой конь, совсем рядом с которым остановилась бездыханная, исходящая паром и зловонием туша саблезуба, заржал, встал на дыбы, гарцуя на задних ногах. Я, не сумев удержаться в седле, свалился на землю, чертыхаясь и проклиная всех и вся. Перевернулся, выпрямился, выхватывая катану. Рядом снова жахнуло, да так, что у меня на мгновение заложило уши, а сам я с трудом устоял на ногах. Слева, там, где стоял Джумаш, полыхнуло жаром. Пламя, жадно пожирая высушенную солнцем траву, волной прокатилось от исходящего дымом чёрного, обугленного кратера, оставленного огненным шаром кочевника. Едкий смог, наполненный умопомрачительной смесью ароматов горелой шерсти, жжёного мяса и тлеющего ковыля, моментально заполнил всё вокруг так, что разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки стало абсолютно невозможным. Я закашлял, прикрыл лицо рукавом, побежал, стараясь как можно скорее выйти за пределы смога.

Напавших саблезубов я скорее услышал, чем увидел. Лезвие катаны, просвистев в воздухе, вонзилось в тело ближайшего зверя, едва не перерубив его пополам. И тут же, следом, не давая добыче опомниться, прыгнули ещё трое.

Против подобного противника были бесполезны любые фехтовальные приёмы и хитрые комбинации. Бесполезно было пытаться парировать удар когтистой лапы. Оставалось только нападать, быстро и беспощадно — так, как это делали саблезубы. Нужно было самому стать зверем. Первого саблезуба я рубанул коротко, практически без замаха, прямо по клыкастой морде. Не останавливаясь, я ввернулся между двумя оставшимися, широко ударил сверху, перерубая зверю слева позвоночник. Сила удара была такой, что катана, с лёгкостью преодолев кость и плоть, описала понизу полукруг, вонзившись в живот второго зверя и дальше вверх. Мне, чтобы завершить удар, пришлось встать на одно колено, подталкивая оружие, не давая лезвию в потерявшем инерцию замахе завязнуть в теле саблезуба. Это и спасло мою жизнь. Последний из уцелевших хищников напоролся на выставленное вперёд острие, щёлкнув клыками перед моим лицом и повалив меня массой тела на дымящуюся землю.