Альмира Илвайри - Крылатая дева Лаэрнике

Дону Родриго уже сообщили о случившемся. Он распорядился, чтобы мы с Лаэрнике немедленно собирались, и выделил нам эскорт. Мы простились с монахинями. Сестра Дейна прослезилась, расцеловала нас обеих и наказала беречь себя. Мать Марита, кажется, восприняла наш отьезд с облегчением, и я ее понимала — наше пребывание в монастыре и так доставило аббатисе немало головной боли.

Нас посадили в закрытый экипаж и с грохотом помчали по вечерним улицам. Лаэрнике не выпускала из рук четки, молясь за дона Родриго — она очень переживала, что он остался в городе. А я, выглядывая в окошко, смотрела, как приближается темный силуэт Алькасара с остроконечными коническими крышами и высокой дозорной башней, похожей на шахматную ладью. В этой цитадели, возведенной на скале над глубокой расселиной, нам теперь предстояло жить.

По подъемному мосту экипаж проехал во внутренний двор. Там нас встретил брат Федерико. Эскорт отпустили, наглухо закрыв ворота и подняв мост; я чувствовала себя так, будто бы нас с Лаэрнике посадили в сейф.

Нас поселили в небольшой нарядной комнатке с великолепным резным потолком и узким зарешеченным окошком. Как пояснил брат Федерико, здесь когда-то располагалась королевская опочивальня. Пока Лаэрнике молилась, стоя на коленях перед Распятием, я раздобыла кое-какой снеди и красного вина нам на ужин. После ужина я уговорила Крылатую, еле державшуюся на ногах от усталости, лечь спать, и уложила ее на просторную кровать с массивными ножками в виде львиных лап; сама же по привычке осталась бодрствовать до утра.

Утром прибыл дон Родриго со свежими новостями. События разворачивались со странной для этого неторопливого мира быстротой. Вернувшиеся разведчики сообщали о войске примерно в восемь тысяч человек, движущемся к Сегове. Эта внушительная по тем временам армия должна была достичь города через два дня.

За себя мы не боялись — взять штурмом Алькасар очень непросто, если вообще возможно. Продовольствия было запасено на несколько месяцев вперед. Вода тоже не представляла проблемы — в замке имелся свой колодец. С такими ресурсами мы могли выдержать длительную осаду. Но мы беспокоились за город. Несмотря на укрепленные стены и выученных солдат, шансов продержаться три недели против армии в восемь тысяч человек у Сеговы было немного, — а раньше этого срока помощь от короля Алонсо к нам прибыть не могла.

А еще через день началась война.

Вначале альбинайцы, как мы и предполагали, попытались штурмовать замок. Сразу же по прибытию, в темноте, они начали стягивать на равнину между Алькасаром и городом баллисты, собираясь начать массированный обстрел замка. Однако мы были подготовлены к такому повороту событий. Брат Федерико, оказавшийся не только военным, но и инженерным гением, расставил повсюду станковые луки, выпускавшие стрелы с пучками горящей пакли. Пакля смачивалась в жидкости, носившей название "текучий огонь" — насколько я поняла, это была просто нефть. Такими стрелами мы вывели из строя несколько неприятельских орудий. Но и Алькасару досталось — в крышах и стенах зияли проломы, и лишь дозорная башня с ее мощной каменной кладкой оставалась пока неповрежденной.

Одновременно с артобстрелом альбинайцы пытались подтащить к краю расселины замысловатое сооружение из деревянных балок, которое, видимо, должно было служить мостом. Мы встречали их арбалетными болтами, и пока их попытки навести мост над пропастью к успеху не привели.

На дозорной башне шло круглосуточное дежурство, — отсюда, с высоты, можно было отслеживать деятельность в лагере врага. Кроме того, Алькасар переговаривался с городом световыми сигналами по системе, напоминавшей азбуку Морзе. Этот код знали несколько человек, включая дона Родриго здесь и падре Антонио в городе.

Лаэрнике переживала из-за того, что невольно оказалась причиной войны. Она помогала защитникам замка как могла — готовила еду, ухаживала за ранеными (у нас уже было четверо с легкими ранениями). Я почти все время была с ней, лишь иногда отвлекаясь на помощь брату Федерико по всяким военно-инженерным делам.

На третий день осады, во время затишья брат Федерико облачился в монашескую рясу и провел для нас рождественскую службу, короткую по случаю войны. А на следующий день после Рождества он обвенчал дона Родриго и Лаэрнике. Венчание было скромным — ни торжественных церемоний, ни нарядных одежд, лишь Крылатая сменила свой серый плащ на голубое платье, сшитое для нее еще до отъезда в Алькасар. А мы так и пришли в доспехах, и после немедленно разошлись на боевые посты. И в первую брачную ночь молодых супругов де Альвез я вместе с братом Федерико дежурила на башне, охраняя покой их любви.

Теперь мое постоянное присутствие рядом с Крылатой перестало быть необходимым — Лаэрнике обрела своего настоящего защитника. А на меня легли обычные воинские обязанности. Я вместе со всеми обороняла замок, чинила оружие, изготовляла арбалетные болты. Я проводила много времени в кузнице — у меня был скромный опыт в кузнечном деле, и сейчас он пригодился.

И я почти физически ощущала, как тает, тает тот остаток времени, когда я могу видеть Лаэрнике и говорить с нею.

Но Лаэрнике сама не забывала меня — она старалась каждый день ко мне забежать, хотя бы ненадолго. Когда я работала в кузнице, она приносила мне воды в кувшине и оставалась сидеть на грубо сколоченной деревянной скамье, задумчиво глядя, как полоска раскаленного докрасна металла превращается под ударами моего молота в арбалетный болт или наконечник стрелы. Она говорила, что огонь и раскаленный металл чем-то похожи на меня… Но у нее тоже были свои дела, и немного посидев, она уходила. А у меня после ее визита прибавлялись силы, словно она передавала мне какую-то частичку своей энергии.

По вечерам, если было затишье, дон Родриго освобождал меня от воинских и прочих дел, чтобы я прислужила Крылатой. На самом деле он давал нам возможность лишний раз пообщаться. Отмывшись от копоти и грязи, я приходила к ней. Я расчесывала золотистые волосы Лаэрнике и укладывала в прическу, — теперь это у меня получалось гораздо лучше, чем несколько месяцев назад. Я втирала ей в тело ароматические масла. На ночь я читала ей Библию. Так получилось, что сейчас мы читали Евангелие от Иоанна, которое я любила больше всего; теперь я ощущала в нем какой-то особенно глубокий, космический порыв, и в душе моей словно гудели паруса, наполненные невидимым ветром… Я чувствовала — приближается время Перехода, и душу сжимала щемящая грусть — ведь скоро я расстанусь с Лаэрнике и видимо, навсегда. Но я была за нее спокойна — теперь у нее есть любящий и заботливый супруг, и это главное.