Мария Капшина - Идущая

— И что? — спросила Реана, с искренним любопытством ожидая выводов.

— Да ничто. Рази ж то до меня касаемо?

— Ты с ярмарки едешь, почтенный? — Кедзан взял нить разговора в свои руки. Реана не слишком расстроилась, переключив внимание на малолетних попутчиков. Младенец орал и отплевывался от тряпочки с хлебомолочной кашицей, которой мать пыталась блокировать звук. Ребенок бы ещё и отбрыкивался, но для этого он был слишком надежно запакован в плотный свёрток.

— Да чего ж ты вопишь, халвлег, бесья ты душа!

— Жарко ему, — ответила Реана. — Не кутай его так, здоровей будет.

— А ты почем знаешь? — набычилась мать. — У тебя, девка, своих-то детей, небось, и вовсе нет, а я четверых родила!

Реана на мгновение прикрыла глаза. "Нет. А осенью я умру".

— Пятерых, — поправила она, осторожно вскрыв чужие воспоминания. — Второй ребенок умер… умерла, когда ещё годика не было.

Теперь уже все трое выпучились на неё. Только старичок сидел так же безучастно да Кёдзан быстро пришел в себя.

— А ты почём знаешь? — почти взвизгнула многодетная мать, закрывая руками младенца.

— Гиллена сказала, — с чистой совестью заявила атеистка Реана, старательно воспроизводя угодный Вечным и непереносимый ведьмами знак огня.

— Так ты лекарка, — облегченно сказал мужик, которого взвизг жены несколько насторожил. Реана кивнула, смиренно опуская глаза. Никак у неё не получалось быть ниже воды, тише травы, и представляться лекаркой было лучше, чем давать людям увериться, что ты ведьма.

— Ну, оно и ясно: кому ж ещё ходить с монахом, как не лекарке, — заключил бородач, отворачиваясь обратно к лошадям.

— А скажи тогда, любезная, — уважительно обратилась его жена, — почто у одного оболтуса руки в цыпках, а у другого глаза нечистые? Кому из Вечных дар принести?

— Дар необязательно, — сказала Реана. Её собеседница, кажется, снова заподозрила в ней ведьму, и Реана поспешила исправить положение. — Главное, почтение.

— Да как же его тогда выказать? Уж и деньгами жертвовали, не говоря уж за гусей да поросят. И табличку со знаками на одежду нашивала. Не иначе, прогневились на нас Вечные! Грехи наши тяжкие…

— Слушай внимательно! — строго сказала Реана. Обоих оболтусов она уже заметила. Тоже мне, болячки! И откуда только берутся толки о всемогущей народной медицине? — Тот, у кого цыпки, пусть трижды в день, прежде, чем поесть, трикрат прочтет "Взирая на небо с упоением" и девять раз хорошенько омоет руки в воде, стоя на правой ноге лицом на восток. Вода должна быть не абы какая, а настоянная в чашке со знаком Наамы на донышке. А вечером с молитвой смажь ему цыпки чистотелом, сорванным так, чтобы на него упала тень болящего.

Женщина внимала, раскрыв рот. Остальные тоже. Реана возвела очи горе, вздохнула и продолжила вещать.

— Второму же, с нечистыми глазами, приготовишь такое лекарство. Надо сорвать трижды по пятьдесят два [три — число верховных богов, Айо, Оа и Верго; пять — число стихий; два — две извечные противоположности] цветков Гиллены [цветок богини врачевания — ромашка], пока не сошла роса. Над высушенными прочесть хвалу богине, а после залить их кипящей водой и держать на малом огне, стоя к вареву спиной и помешивая непрестанно посолонь ореховой ложкой в левой руке, притом сорок восемь раз повторить: "Сила к силе, свежесть к воде, а болезнь в землю, с благословения Тиарсе и Оа, и Гиллены, и всех Вечных, воистину". И этим настоем, когда немного остынет, протирать глаза в часы, посвященные высшим богам с соответствующими молитвами.

Реана замолчала. Из звуков вокруг телеги витали только скрип колес, выкрики детей, носившихся вокруг, да фыркнула одна из лошадей. Реана добавила:

— Пока всё не пройдет.

Особое удовольствие ей доставляло то, что импровизация закончена, и вышеизложенный бред можно забыть. "Стоя на правой ноге лицом на восток…" Мда. Ликт бы обзавидовался.

— Возни-то сколько! — проворчал мужик. — Ишь, целая наука, как чирей свести.

— Всё надо! — возразила ему жена. — Ты что ж, хотел бы, чтоб ничего не делать вовсе?…Ох Тиарсе всемогущая! — заполошно вскрикнула она. Одновременно заверещали дети, вскакивая на телегу. Старик флегматично жевал губами воздух. На дороге впереди стояли трое вооружённых. Дубинка, топор да копьё у лучника. Ни шлемов, ни щитов…

— Здрасьте, люди добрые! — жизнерадостно поприветствовал топор, обходя телегу. — С ярмарки, никак? Верно уж, милостивы к нам Вечные. Слазьте с телеги да доставайте денежки. А узлы мы уж сами развяжем.

Реана напряглась. Если сейчас мужик кинется на разбойников, чёрт знает, удастся ли выкрутиться! Хотя дубину либо лучника (или, при удаче, обоих) можно снять кинжалами, топор отвлечется на мужика, если тот и правда решит драться… Да нет, вполне реально.

Мужик и не подумал кидаться. Съежился, ссутулив широченные плечи. Зато активность проявил Кёдзан.

— Опомнитесь! Служение Килре не в грабежах и разбое! Вечные заповедали…

Послушнику ответили смехом и стрелой. Кёдзан только моргнул, когда перед ним мелькнула узкая рука. Реана встала во весь рост, бросая стрелу и поворачиваясь так, чтобы видеть и двоих впереди, и третьего, остановившегося на полпути вокруг телеги. Теперь нервничали уже не только ограбляемые да их лошадки. Разбойники тоже запереминались в некотором недоумении. Реана усмехнулась. Холодная, рассудочная ярость не у неё одной проявлялась так. И Ррагэ не разберет, почему эта весьма хрупкая и неопасная с виду фигурка вызывала такую однозначную реакцию.

— Эй, ты!.. Ты это, слазь с телеги, девка! Слазьте все! — не очень уверенно скомандовал топор. Ведьма снова усмехнулась углом рта и послушалась.

— Вы на кого ручонками замахиваетесь? — почти ласково сказала она. Никто не увидел, как она соскочила с телеги. Только что стояла, небрежно положив руку на край телеги, — и уже стояла вплотную к топору, с боевыми ножами в руках.

Кёдзан понял, чего не хватало до этого момента: младенец молчал. Теперь вот заорал снова.

— Ты это… Ты чего?… — удивился топор. Все, кроме Кёдзана, смотрели на ведьму одинаково: недоуменно и опасливо, как котята на впервые увиденную живую крысу. Кёдзан смотрел с любопытством и недозволенной симпатией, смешанной с обидой. Возродившаяся, дочь Верго, гибель мира не должна внушать симпатию.

— Идите домой, ребята, — с той же интонацией предложила она. Несмотря на ор младенца, её прекрасно услышали. — Мне в лом сегодня оружие пачкать.

Ленивая кошка на солнечном подоконнике.

Топор, немного оправившись, в образных выражениях изложил, что он думает о девках с оружием и описал детально, куда и зачем эта самая девка может прогуляться. Ведьма ответила быстрым до смазанности движением. Топор выпал, а его бывший обладатель, нечленораздельно ругаясь, схватился за правую руку, которая повисла плетью и ниже плеча расцвела красным сквозь куртку и, что ещё показательней, толстую кожу доспеха.