Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

— Ты про Беню давай, а не про дамские труселя!

— Тоже богатая тема...

— Ну так пускай эту закончит, потом на твою перейдем...

— Ага, вот, значит... Сидит это он и смотрит на меня мутным взглядом, и понятно, что пил по-звериному с месяц, не меньше... а потом вдруг говорит своим классическим баритоном: «Если вы ждете, что сейчас я поведаю вам о совещании у губернатора по поводу ремонта дорог, то глубоко заблуждаетесь. Губернатор еще на прошлой неделе под покровом ночи съе...» кгхм... ну, в общем...

— Да понятно, давай дальше!

— Ага... Беня-то все произнес как есть, без бип-бип... в том смысле, что «...удрал в неизвестном направлении, по слухам — на Мальту, где у него особняк и бизнес. Хотя возникает вопрос, каким образом, в свете последних событий, этот му...» кгхм...

— Мудак, — без церемоний подсказала дева Шизгариэль.

— Ага... «каким образом он до упомянутой Мальты доберется, если доверять свою жо...» кгхм...

— Жопу! — в два голоса подхватили злокозненные фейри.

— «...задницу воздушному транспорту сейчас не рискнет никто, у кого на плечах голова, а не...» э-э...

— Жопа! — со смехом донеслось уже со всех сторон.

— Нет, Беня другое слово ввернул... вроде как лекарство при простуде, — Астеник защелкал пальцами, пытаясь припомнить. — А, вот — эфедрин!

— При чем тут лекарство? — поразился Колонель.

— Ну, Беня так сказал...

— Афедрон, — не выдержал я.

— Во, точно! Афедрон... А что это такое?

— Задница, — разъяснил я. — По-древнегречески. Как там у Матфея... Иисус говорит своим апостолам: не понимаете, что ли, олухи, что «...всяко, еже входит во уста, во чрево вмещается и афедроном исходит?» [68] Евангелие от Матфея, 15.17.

— Оказывается, и сын божий утверждал, что все-то у людей случается через жопу, — промолвил Колонель раздумчиво. — Чему же мы сейчас удивляемся?

— Не помню такого, — нахмурилась Анна. — А Священное Писание я хорошо знаю.

— В перевод с церковно-славянского на русский было внесено изрядное количество политкорректных новаций, — усмехнулся я.

— Глупости! — сказала она сердито.

— Особенно если принять во внимание, что и церковнославянская версия была переводом со староболгарского, на котором говорили в своих кругах Константин Философ и старший брат его Михаил [69] Константин Философ (827-869) и Михаил (815-885) — христианские просветители, почитаются под именами святых Кирилла и Мефодия. Вероятно, являются создателями одной из первых славянских азбук — глаголицы, которая впоследствии легла в основу кириллицы. , а тот в свою очередь наследовал древнегреческому, и на всех этапах аутентичность версий имела устойчивую тенденцию к снижению...

— Откуда вам знать!

Откуда... Не объяснять же ей, что я лично присутствовал при сочинении одного из четырех канонических евангелий и по крайней мере трех апокрифов, об утрате которых жалею до сих пор!

Пока мы с Анной пикировались на ходу, остальные довольно пасмурно безмолвствовали. Машинист Хрен Иванович убежал далеко вперед, между тем как Носатый порядочно отстал, и в том, что мы так растянулись по лесу, не было ни грана целесообразности.

— Стоим, — приказал я негромко.

Подчинились все, с охотой и без лишних слов. Даже Колонель, который выглядел намного властнее и старше меня (что ни в коей мере не соответствовало действительности). Хрен Иванович, обнаружив, что остался в одиночестве, спохватился и вразвалочку подтянулся к общей группе.

— Хрен ли стормозили-то? — бормотал он.

— Вас ждем, — ответила дева Шизгариэль.

— Меня... я что — главный, что ли...

На фоне ею понемногу сходящего на нет бухтежа, густо пересыпанного «хренами» и прочими экзотическими овощными культурами, я прогнал короткую, но содержательную речь.

— Прошу всех слушать и не задавать лишних вопросов. Просто примите сказанное как данность, которую необходимо держать в уме, если есть желание выжить и дойти туда, куда хочется. Сейчас утро, впереди день, и у нас есть только это короткое светлое время суток, чтобы найти какое-нибудь подходящее укрытие и отсидеться до прихода темноты. Вечером, не говоря уже о ночи, мы совершенно беззащитны перед каждым, кто вздумает с нами расправиться.

Поре Мандон разинул было рот, чтобы задать какой-то вопрос — очевидно, о том, кому мы на фиг уперлись с нами расправляться. Я пресек его намерение указательным пальцем, направленным точно в веснушчатый нос.

— То, что нас непременно захотят уничтожить, не должно вызывать сомнений. Сейчас в мире остались только жертвы и охотники. Так вот, мы — жертвы. У нас нет оружия, мы не умеем воевать, а тем более убивать, даже если от этого зависит собственная жизнь. Если кто-то мотивированно думает о себе иначе, я готов с ним обсудить эту тему отдельно — но не сейчас! Вы все видели, что случилось на реке. Я могу обещать: впереди ждут не менее интересные приключения с участием самых необычных персонажей. Отсюда несколько простых правил: никто не отстает, никто не убегает вперед, в любой момент времени всякий находится в том месте, где я могу видеть, слышать или обонять его. Особенно видеть. Все поняли?

После долгой паузы Колонель проронил:

— Ну... почти.

— Когда одного из вас сожрет махайрод, просто вышедший из придорожных кустов, надеюсь, придет и полное понимание.

— Кто такой махайрод?.. — потерянно спросила Шизгариэль, но Поре Мандон перебил ее деловито:

— А куда мы идем?

— В нескольких километрах предвидится населенный пункт. Названия не знаю, но что будет, знаю доподлинно.

— Точно так, — подхватил Хрен Иванович. — Это их лодочная станция. И вокзал там есть. Я сколько раз проезжал на семнадцатом скором... Название еще такое... смешное.

— И что там, в этом населенном пункте со смешным названием? — полюбопытствовал Астеник.

— Может быть, нам повезет с ночлегом. И, если уж выпадут три красные семерки, с транспортом до Силурска.

— Что такое «три семерки»?.. — совершенно потерялась дева Шизгариэль.

— Да не нужно мне в Силурск, — сказал Астеник с раздражением.

— Значит, высадим по дороге. А теперь — вперед.

Прежде чем тронуться с места, Колонель уточнил:

— Это что же, мы все впереди тебя должны топать, морячок?

— Хорошая мысль, — проворчал я.

Интересно, как он догадался о моем флотском прошлом? Об очень далеком, кстати... просто невообразимо для человеческого ума далеком.

* * *

...Когда небо и вода разделились, мы отвязали друг друга от бортов и мачт и затеяли перекличку, чтобы узнать, не смыло ли кого дикой волной. Между тем Одиссей, мокрый и злой, весь шторм простоял у рулевого весла, толку от которого было немного. То был вызов — стихии, да и самому себе. Встречались мне такие люди... трусоватые от природы, но часто против воли оказавшиеся в положении, когда обнаружить страх, равно как и любую иную слабину характера, означало лишиться всего, что нажито было за долгие годы, — имущества, славы, власти. А этого не хотелось. Потому Одиссей денно и нощно вышибал из себя клин человеческих слабостей, для кого-нибудь другого вполне допустимых и простительных, клином запредельных испытаний. Качество, заслуживающее уважения... хотя в остальном он по-прежнему был засранцем.