Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

Я разлил вязкую голубоватую жидкость в два высоких стакана — первое, что попалось из подходящей посуды. Один стакан подал Борису — тот принял его обеими руками, брезгливо принюхался, проворчал «А лимон?.. А соль?..», единым махом выплеснул в рот и тотчас же прилег. Я снова плюхнулся в кресло, сделал глоток — и впервые за все время пожалел об этом уходящем мире.

— Что-то пошло не так, — бормотал Ульрихскирхен. — Точнее, все пошло не так. А когда оно сразу-то шло так и именно так, как подразумевалось?! С обычными программами все просто: накапливаем достаточное количество выявленных ошибок и выпускаем сервис-пак... Но мы изначально делали необычную программу, которая могла бы сама находить и сама устранять ошибки разработчика в своем коде. От ошибок никто не застрахован... даже этот ваш... Создатель миров, о котором даже вы, существо, как я понимаю, внесистемное и всемогущее, говорите со страхом и почитанием в голосе. Ведь лажанулся же он с нашим миром!.. Еще Дейкстра [76] Дейкстра, Эдсгер Вибе (1930-2002) — известный нидерландский ученый в области теории компьютерного программирования. говорил: если отладка — процесс удаления ошибок, то программирование должно быть процессом их внесения... Систему автодебаггинга я делал сам... и тоже где-то лажанулся. Один черт знает, что Эфир в себе поправил, чтобы стать тем, кем он стал... он так отладил собственный код, что сам себя сделал разумным... и мне порой кажется, что он уже тому не рад. Или, что еще хуже, ошибка была допущена с самого начала, в постановке задачи. Послушайте, мосье Терминальный Эффектор... перед вами хотя бы раз ставили непротиворечивые задачи?

— Даже и не упомню, — признался я.

— Для сверхъестественного существа вы подозрительно многого не помните...

— Способность забывать — высшее благо... Но вы правы: на самом деле, я ничего не забываю, и при желании смогу докопаться до начала всех начал, погребенных в моей памяти, но... сейчас у меня нет такого желания. Да нет в том острой нужды. Вам ли не знать, что любая, самая выверенная формулировка непременно допускает различные толкования!

— Конечно... чертова прорва законов Мэрфи... один из них гласит, что программа всегда выполняет то, что ей приказали делать, а не то, что от нее хотели. В какой момент я упустил это из виду?.. Никто не захотел думать о собственном несовершенстве... все попросту начали умирать. От тоски... Во мне тоже сто восемьдесят фунтов тоски... сейчас уже меньше, но все равно до черта... Я уже битый месяц почти не ем, не пью и не курю... почему я до сих пор не умер, можете мне объяснить?! — Ульрихскирхен снова попытался сесть, и с третьей попытки ему это удалось. Дрожащей рукой он протянул стакан, и я с готовностью набулькал туда бесценного коллекционного пойла. — Слово чести, когда я понял, как облажался, тотчас же попытался все исправить. Начал работать... думал, ему не понравится, и он станет метать в меня шаровые молнии или напускать ядовитых змей... да мало ли что... А он, сволочь, даже мой компьютер не отключил. Либо ему все равно, либо он меня не боится... либо на что-то надеется... Он снова оказался прав — я скоро уговорил себя, что ничего не изменить, и будет лучше, если я прилягу и просто стану смотреть в окно... А там все время что-то горит и взрывается. Программой не предусмотрено, чтобы горело и взрывалось... а оно горит... и взрывается, мать его...

— Люди способны выражать свою тоску по-разному, — заметил я. — Кто-то лежит пластом. А кто-то открывает газ и щелкает зажигалкой.

— Не я нажал ту чертову кнопку! — вдруг сказал он энергично. — Я только заставил все это работать. Любая работа — это функция времени и денег. Денег было море, и мы все сделали быстро. Это был пульт с одной кнопкой. Ну, там, конечно, авиационный ангар всякой периферии... сорок акров антенн... но кнопка была одна. Которую не я нажал... а этот тип из «Лейбница»...

— Какая разница? — спросил я сквозь зубы.

— Согласен, разницы нет. И все же...

— Никаких «все же»! Что сделано, то сделано, и нет разницы в том, кто придумал, как это сделать, а кто нажал кнопку. Важно только то, что вы всех убили.

— Э, бросьте... годом раньше, годом позже... У человеческого существа суицид намертво вшит в гены. Вся история человечества — долгий путь самоистребления. Просто до нас никому не удалось достичь подходящей степени глобализации.

— Это что, попытка самооправдания?

— Мне не в чем оправдываться. Была поставлена задача, а я только нашел техническое решение.

— Но ведь у вас был шанс его не найти.

— Был, не спорю. В том смысле, что найти и тотчас же потерять. Деньги... это не самое главное, я и без того не бедствовал. Но... ведь красивое получилось решение! Волновое пространство... слишком красиво, чтобы так вот взять и позабыть...

— Не знаю. Я не физик и не математик, чтобы оценить красоту вашего решения. Зато я могу оценить результат. Уж в чем другом, а в концах света я знаю толк, повидал их на своем веку немало. Так вот, вынужден вас огорчить: ваша версия конца света не удалась.

— В какой странной компании мне приходится загибаться, — промолвил он задумчиво. — Впрочем, и обстоятельства, в которых это происходит, трудно назвать тривиальными... Чем вам не нравится конец света по Ульрихскирхену? Спокойно, даже благородно... с умеренными пиротехническими эффектами...

— Точнее будет сказать: уныло и бесславно. Когда-то давным-давно... в абсолютно другом мире... все вулканы буквально сорвались с цепи, затопили города и веси потоками лавы, и в этих потоках из самых недр явились огненные двенадцатилапые чудовища. Правильнее сказать, их вынесло на поверхность против воли, потому что не желали они ни сокровищ, ни власти, а единственно лишь вернуться туда, откуда поднялись. Против них не годились ни стрелы, ни копья, ни камни из катапульт — все сгорало не долетев. Но сражались до последнего, и, конечно же, все погибли, а чудовища блуждали по этому миру, слепые, глухие и по-своему беспомощные, пока не выжгли его дотла и сами не рассыпались в прах и пепел.

— Забавная сказка, — промолвил он.

— Это не сказка, а достойный конец света... Или вот еще: гигантский метеорит из дальнего космоса. Заметили его не сразу, и сроку на все было отпущено год с небольшим. Расколоть его на мелкие кусочки? Сбить с курса ракетным ударом? Хорошая идея — при наличии ракет. А их не было... незачем им были ракеты. Самое страшное оружие, которое я там видел, предназначалось для откупоривания бочек с самогоном.

— Я всегда утверждал, что пацифисты обречены, — глумливо пробормотал Ульрихскирхен.

— Да, такой это был необычный мир... И что же? Они не стали сидеть на своих задницах и молиться... или валяться на диванах в ожидании конца. Они собрали всех сколько-нибудь стоящих ученых, даже самых сумасшедших, завалили их мыслимыми и немыслимыми благами, и те отпустили свое воображение на волю. Нет, оружие так и не было изобретено... зато были построены колоссальные корабли из металлического хрусталя... я уже давно перестал гадать, что это было на самом деле — металл или стекло... Кораблей хватило на всех, кто желал спастись — а были и такие, кто хотел остаться и увидеть конец света — из чистого любопытства! Когда до столкновения оставалось не больше месяца, корабли отчалили от родной планеты и со скоростью светового луча унеслись на поиски нового мира.