Руслан Мельников - Князь-волхв

Из императорского шатра вышел наконец Феодорлих. Зрители, окружавшие ристалище, оживились: сейчас начнется!

Император сел на походный трон. А вот Михеля в этот раз при Феодорлихе не было. Странно… Мага вообще нигде не видать. Наверное, воинские забавы не представляют интереса для колдунов. Что ж, так оно, пожалуй, к лучшему.

— Приготовиться! — Бельгутай требовательно тряхнул копьем.

На древке, лишенном стального острия, колыхнулся нойонский бунчук, плетенный из черного конского хвоста. Под бунчуком выпирал изогнутый крюк.

Тимофей усмехнулся. Хитер татарин, ох хитер… Правила турнира требовали снять с копий лишь боевые наконечники, о прочем не говорилось ни слова. И кто теперь посмеет в чем-либо упрекнуть Бельгутая, чье оружие — тупое, как подобранный с земли дрын?

Феодорлих взмахнул рукой, подавая сигнал к началу бухурта. Хрипло и коротко протрубил одинокий рог. Первым с места сдвинулся рыцарский отряд. Как стоял — сплошной ровной линией, — так и двинулся, переходя на рысь и постепенно наращивая скорость.

Десяток поднятых к небу копий опустились почти одновременно. Древки прижаты налокотниками к окольчуженным бокам, тупые коронели направлены на противника. Закованные в латы рыцари скачут, пригнувшись в седлах и прикрывшись щитами. Над конскими головами виднеются только глухие шлемы с темными прорезями смотровых щелей. Баннеры яростно бьются на ветру. Плащи развеваются за плечами, будто крашеные крылья.

Нервно дернулось пламя, потревоженное воздушной волной от проносящихся мимо всадников, испуганно заметались тени…

Латинянский строй не ломался. Рыцари наступали красиво, стремя в стремя, демонстрируя великолепную выучку боевых коней и собственное искусство верховой езды. Каждый выбирал цель для своего копья. Лязгало железо. Тяжело били оземь копыта. Германцы скакали молча. Безмолвные конные фигуры — закованные в латы, влитые в седла, зловещие и неумолимые, готовые смести любую преграду на своем пути — мчались по огненному коридору…

— Гхурах! — С уст Бельгутая слетел гортанный выкрик. Боевой клич и приказ одновременно.

— Гхурах-х! — отозвались степняки, сгрудившиеся возле нойона.

И вновь тревожно колыхнулось пламя факелов. На этот раз в другую сторону.

Татары сорвались в галоп сразу, с места, — столь быстро и слаженно, что Тимофей, не ожидавший подобной прыти, чуть подотстал от степняков. Ристалище вмиг огласилось визгом и дикими криками кочевников, никогда не любивших сражаться в молчаливом сосредоточении, но предпочитавших яростное исступление боя.

Расстояние между двумя отрядами сокращалось. Длинное, огороженное факелами поле казалось все меньше, все короче. С каждым конским скоком, с каждым мгновением, приближавшим противников друг к другу, Тимофей чувствовал нарастающее возбуждение близящейся схватки. Радость и азарт, азарт и радость…

Бельгутай вырвался вперед. Поднятое копье нойона с пышным конским хвостом было сейчас не только оружием, и Тимофей старался не выпускать его из виду.

Справа и слева мелькали цепочки огней. Стесненные границами узкого ристалища и принужденные к лобовому столкновению с врагом, чьи копья длиннее, щиты больше, а кони крупнее, татары тем не менее стремительно набирали скорость. Тоже пригнувшись, тоже укрывшись за гривастыми лошадиными шеями и легкими круглыми щитами.

И — крича без передыху, без умолку.

В таком оре трудно было отдавать команды. Голосом — почти невозможно. Но не случайно на копье Бельгутая прикрепили приметный сигнальный бунчук.

Нойон резко взмахнул своим жада. Черный конский хвост мотнулся вправо-влево. Это был знак. Татарские всадники, и без того не особо стремившиеся удержать строй, вовсе рассыпались. Настолько, конечно, насколько позволяло имевшееся в их распоряжении пространство. Теперь они неслись по тесному ристалищу бесформенной кучкой, друг за другом, то разъезжаясь, то съезжаясь вплотную.

Длинные рыцарские копья неуверенно дернулись из стороны в сторону. Латиняне, ожидавшие красивого и вполне предсказуемого столкновения стенка на стенку, где каждый бьется с противником один на один, тоже попытались перестроиться на скаку и вынудить развалившуюся, смешавшуюся группу чужих всадников к привычной манере турнирного боя.

Но момент был упущен. Времени оставалось слишком мало. И серии единоборств из бухурта не получилось.

Раскинувшаяся от края до края ристалища, только-только начавшаяся раскалываться и изгибаться цепь немецких рыцарей налетела на плотный комок степняков. Приняла на себя его удар чуть правее от центра.

Хруст. Треск…

Два отряда сшиблись неподалеку от императорского трона. Если бы не плотная стена щитоносцев и копейщиков, выстроившаяся сразу за огнями и надежно прикрывавшая шатер Феодорлиха, до императора можно было бы добраться в несколько конских скоков. Повалить факелы, прорваться сквозь пламя, ткнуть тупым копьем в белеющее под золотой короной лицо. Но…

Лязг. Крик…

Но сейчас было не до императора. И все мысли были сейчас о другом.

Всхрап. Всхрип…

Всадники столкнулись с такой силой, яростью и азартом, которые рождаются не на потешных схватках, а только лишь в настоящих сечах. Даже огни факелов с шипением и гулом отшатнулись от налетевших друг на друга турнирных бойцов.

Неожиданный маневр, предпринятый татарами, позволил запутать рыцарей и избежать неминуемого разгрома с первой же сшибки. Немцы, скакавшие плотной шеренгой, не успели заново распределить между собой всех противников, сбившихся в кучу и укрывшихся один за другим.

В кого-то из татар ударило два, а то и три коронеля сразу. Кто-то, наоборот, воспользовавшись этим, сумел избежать сокрушительного удара и, проскользнув меж длинных древков, достал противника сам.

Все смешалось — германские рыцари и нукеры Бельгутая, обломки турнирных лэнсов и выроненные из ослабевших пальцев жада степняков, падающие щиты и слетающие с голов шеломы. Задергались огни. С новой силой и неистовством запрыгали тени. Взвилась пыль, поднятая бойцами. Повалились первые сбитые всадники. Большей частью — татары: иначе в этой схватке, увы, быть попросту не могло.

Вот один степняк, приняв таранный копейный тычок в нагрудные пластины куяка, соскальзывает с седла. Вот второй, наткнувшись стальным забралом-личиной на массивный коронель, кубарем катится по земле. Вот третий, нелепо взмахнув остатками разбитого щита на левой руке, валится набок и волочится за стременем. А вот и четвертый, сам чудом удержавшись в седле, рухнул вместе с лошадью, сбитой широкогрудым рыцарским жеребцом.

Зато там вон, справа, сверзился наземь немец в рогатом шлеме. И на левом фланге копыта низкорослого татарского конька уже топчут рыцарский плащ и треугольный латинянский щит.