Джоэл Розенберг - Меч и Цепь

— Тебе это важным не кажется?

— Куллинан — наименьшая из моих забот, Уолтер. У нас есть проблемы и поважней. — Ахира кивнул на стрелка. — Например, что нам делать с этим местным Вильгельмом Теллем? Или — сколько еще сможем мы оставаться здесь, пока Сообщество Целящей Длани не вышвырнет нас за дверь?.. — Он повел плечами. — На данный момент самая моя большая проблема — Рикетти. Я велел ему взять мой арбалет. А он? Приволок бутыль бальзама. Не такая уж большая помощь. Если б нам на самом деле пришлось драться — сидеть нам всем глубоко в заднице. — Ахира так хватил кулаком по дереву, что полетели щепки.

— Ты не напрягайся так из-за Рикетти; главное упускаешь. — Словотский положил руку на плечо гному. — Давай, возьми себя в руки. Постарайся разбираться с делами по очереди, как когда писал компьютерные программы — шаг за шагом, по одной проблеме за раз.

Возьмем Рикетти. Ну и что, если он никакой боец? Его винить не за что. Мы все обладаем способностями, полученными при преображении. Я получил это. — Мягким, плавным движением он вытащил из подвеса на бедрах один из четырех метательных ножей, зажал кончик лезвия между большим и указательным пальцами и швырнул его в ближайшее дерево. Нож, чуть подрагивая, впился в ствол в пяти с половиной футах над землей.

Словотский хлопнул себя по бедру.

— И хоть с Карлом мне не равняться, если мы раздобудем для меня меч, я смогу управиться с ним вполне сносно. Не говоря уж о моих воровских талантах. — Он подошел к дереву, вырвал нож, отер его о складку широких штанов и сунул назад в ножны. — Ты получил силу, ночное зрение и мастерство в обращении с арбалетом и топором. Карл чертовски хорош с мечом; у Андреа есть ее заклятия. А у Рикетти нет ничего.

Лу Рикетти когда-то был магом. Он заплатил своей магией Матриарху Сообщества Целящей Длани — за возрождение Ахиры.

А значит, я — неблагодарная свинья потому, что попрекаю его за неучастие в драке. Если бы не я…

Нет. Так не пойдет. Угрызениями совести делу не помочь. Вопрос, как обычно, в том, что теперь делать.

— Можешь что-нибудь предложить — насчет Рикетти?

Пожатие плеч.

— Пусть с этим разбирается Карл. Оставь это ему: он больше понимает в оружии и воинских искусствах, чем мы с тобой оба, вместе взятые. Насколько я знаю, если они возьмутся за дело вдвоем, он сможет превратить Лу в приличного мечника. — Словотский присел на высокий, по пояс, валун. — Об этом можешь какое-то время не думать. Как ты справедливо заметил, у нас есть проблемы и посерьезней. Например, что делать с этим стрелком. Отпусти мы его — напросимся на неприятности. С другой стороны, мысль о том, чтобы хладнокровно перерезать ему горло, меня отнюдь не манит.

— Вот уж что не имеет значения, так это манит она тебя или нет. Если — если, заметь — его придется убить, мне будет плевать, кто что думает. Но покуда он безопасен… Так что там про проблему, которую я упускаю?

— А, ну да… — Словотский кивнул. — Ты давно проводил ревизию наших запасов? До последнего фунта кофе и последней четвертинки «Джонни Уокера» мы еще не добрались — но если не раздобудем какой-нибудь еды, и быстро, то скоро начнем глодать кору.

— Дельно подмечено. Сегодня же составим список и поговорим об этом утром — впятером.

«Вшестером».

— Вшестером. — Гном резко обернулся, раздосадованный вмешательством. — По-моему, мы договорились, что ты дашь нам поговорить вдвоем.

«Прости». — Судя по голосу, дракон отнюдь не чувствовал себя виноватым.

«Скажи, Карла ты достаешь так же, как меня?»

«Больше. Его я больше люблю».

Уолтер закинул голову и расхохотался.

— Говорил же я: он подслушивает. — Вор помрачнел. — Но Карл меня все же тревожит — и сильно. Что нам с ним делать? Его запросто могли сегодня убить, надо же так кинуться в бой — очертя голову… А если ты не обратил внимания, то Матриарх сказала, что не станет больше помогать нам. Любая смерть отныне так же окончательна, как… — Он на хмурился, подбирая сравнение.

— Как временное поднятие цен телефонной компанией? — подсказал Ахира.

— Точно.

— Что до Карла… — Ахира развел руками. — Придется мне, видно, попробовать убедить его быть посдержанней. Он зациклился на этой идее насчет освобождения рабов — а ведь за наши головы и без того назначена награда. Мы не можем позволить ему вот так кидаться рубить всё и вся, едва завидев кого-то там в ошейнике.

Не то чтобы Ахира не понимал Карла. Как Джеймс Майкл Финнеган, он вырос в мире, где рабство считалось недопустимым. Или было по крайне мере прерогативой правительств, а не отдельных личностей.

Но в этом мире рабство от века было законом жизни; за один присест им ничего не изменить, что бы там ни наобещал Матриарху Карл в обмен на жизнь Ахиры.

«Уверяю тебя, Ахира, Карл сдерживаться не станет».

«Да? И почему же?»

«М-м-м… У вас это зовется профессиональной гордостью».

Уолтер Словотский кивнул:

— Дракон уловил суть. — Он потер глаза тыльной стороной ладони и сладко зевнул.

Ахира хлопнул Словотского по руке.

— День был нелегкий. Эллегон, пригляди за Пустошью. Уолтер, моя стража первая. Иди поспи. Часов через… не сколько я тебя разбужу. Думать обо всем будем завтра.

— В Таре? — Ответа Словотский не ждал. Он побрел прочь, насвистывая мотив из «Унесенных ветром».

Прежде, в годы учебы, занимаясь на множестве курсов сразу, Карл Куллинан пропускал рассветы с постоянством, достойным лучшего применения. Восход он видел лишь изредка, мельком, глазами, слезящимися от сигаретного дыма и припухшими от бессонных, проведенных «на кофе» ночей над книгами и конспектами, на миг оторвав взгляд от попавшейся в последний миг статьи или от необходимейшего теста.

Порой он договаривался с однокашниками — когда речь шла о лекции не слишком для него важной, — чтобы ему дали выспаться всласть; и тогда уж вставал далеко за полдень.

В то время он мог проспать все на свете.

Но с тех пор, похоже, кое-что изменилось, — подумал он, сидя по-турецки близ спящей Энди-Энди и кутаясь в одеяла от предрассветного холодка.

За Пустошью, цепляясь за небо алыми и оранжевыми пальцами, вставало солнце. Если смотреть на это прищурясь или — как Карл сейчас — полуприкрыв глаза, — красота сказочная.

«Я вижу, ты пробудился, — произнес голос у него в голове. — Наконец-то».

— Я проснулся, — прошептал Карл и осторожно потер спину. Боли не было — не было вообще. И не боль не давала ему спать. Проснувшись от ветерка, Карл побоялся засыпать снова: ему снилось, что он — только верхняя половинка себя, отсеченная поперек живота. И еще — бесконечный путь по лужам рвоты и крови.