Елена Хаецкая - Нелегал

Как только Авденаго принял решение вообще отказаться от намерения завести слугу, ему сразу же стало легче. Как будто непосильную ношу скинули с его плеч.

Он знал, конечно, что троллю высокого ранга, каким он теперь сделался, полагается постоянный спутник. Некто преданный, кто будет заботиться о лошади господина, об одежде господина, о еде для господина и о его хорошем настроении, то есть — о выпивке для господина. Но ни один человек не в состоянии стать таким спутником, а тролль… вряд ли согласится.

Авденаго надеялся на то, что всем в Гарагаре известно об особом происхождении дахати Нитирэна — о его доверительной дружбе с Мораном, с самим Мораном. Столь удивительное, ни на кого не похожее существо, каким является Авденаго, может, наверное, позволить себе некоторые чудачества. Например, обходиться без прислуги. Например.

Свободный от обременительных хлопот, Авденаго впервые за долгое время просто наслаждался прогулкой. Сады уже отцветали, воздух был наполнен лепестками, белыми и темно-розовыми. По их полету можно было следить за всеми приключениями ветра в долине. Вода в ручьях отяжелела от цветов. Слуги вылавливали их особыми тонкими сетями, чтобы потом растереть и превратить в сладкие приправы для мясных блюд.

Возле одного из ручьев Авденаго спешился. Конь тут же сунул морду в воду. Лепесток приклеился к его губе. Конь выглядел потешно, поэтому Авденаго тихо рассмеялся. Животное дернуло ушами и покосилось на хозяина: оно изобразило полнейшее недоумение, поскольку не видело причин для веселости.

Неожиданно Авденаго почувствовал на себе взгляд. Все еще улыбаясь, он обвел глазами сад, в котором находился: десяток деревьев с причудливо изогнутыми кряжистыми стволами, ручеек, прямой, как стрела, в искусственно проложенном для него русле, блестящий под солнцем, темные молчаливые горы, небо в белоснежных, пронизанных солнечным светом, облаках.

Поблизости находился кто-то еще.

— Покажись, — попросил Авденаго. — Не надо прятаться.

С дерева спрыгнул тролль и предстал перед ним.

— Ты смеялся, — сказал он, пристально глядя на него.

— Не над тобой, — ответил Авденаго. — Лепесток прилепился к морде моего коня, поэтому я смеялся. Тебя я не видел.

— О тебе говорят, что ты человек, — сказал этот тролль. — Но ты смеялся. Люди не смеются.

— На самом деле люди тоже смеются, — возразил Авденаго и тут же ощутил ложь своих слов.

В прошлой жизни ему доводилось, конечно, видеть, как смеются люди. Точнее, он считал, что неестественные, резкие; звуки, вылетающие из их глоток, — это смех. Но теперь, пожив среди троллей, среди истинно свободного народа, среди тех, кто смеется от радости, от полноты жизни, кто может расхохотаться при виде прекрасного заката или обнаженной женщины, — теперь Авденаго не назвал бы те звуки смехом.

Знакомые Михи Балашова ржали, хихикали, завывали, прикалывались, покатывались, ехидничали, стебались, помирали со смеху, гоготали — но только не смеялись. Смех принадлежит не к области чувств, но к области плоти. Как и та радость, которую испытывал Авденаго с Атиадан.

— Люди тоже смеются, если они свободны, — сказал Авденаго. — Просто ты никогда не видел свободных людей.

— А ты? — серьезно спросил тролль.

— Я тоже, — ответил Авденаго.

— Скажи… ты человек? Это правда — то, что о тебе говорят?

— Мало ли что обо мне говорят… Я умею смеяться, я умру вместо Нитирэна, когда это потребуется, а прекрасная Атиадан выбрала меня в мужья.

— Мне этого достаточно, — произнес тролль торжественным тоном.

Авденаго видел, что у того на уме нечто существенное, и потому не торопился уйти. Каждый важный разговор необходимо закончить подобающим образом, иначе он превратится в опасную ловушку.

Возможно, об этом писал Достоевский. Во всяком случае, Достоевский в пересказе Морана изрекал нечто подобное. (Авденаго не задавался совершенно ненужным вопросом о том, являются ли «просто Достоевский» и «Достоевский в пересказе Морана» одним и тем же писателем или же это принципиально разные существа).

Тролль, представший перед Авденаго на берегу ручья, был молод — в переводе на человеческое представление о возрасте, лет шестнадцати. Он совершенно явно принадлежал к высокой касте: широкий в кости, но худой, круглолицый, бледный (по правде говоря, его кожа имела зеленоватый оттенок, очень изысканный), с длинными черными волосами. Его рот напоминал очертаниями бабочку, а глаза — стрекозиные крылья.

— Мое имя — Арилье, — сказал тролль.

Авденаго молчал. Он не произносил ни слова до тех пор, пока тролль не опустил глаза, смущенный. Тогда Авденаго проговорил:

— Я ответил бы тебе, назвав мое имя, но ты его знаешь.

— Да, — отозвался тролль. — Ты Авденаго, дахати Нитирэна. Я знаю тебя.

— Ты следил за мной.

— Я хотел посмотреть на тебя, пока ты один, — объяснил Арилье.

Авденаго кивнул, показывая, что подобное намерение ему понятно.

И заговорил о другом:

— Дом в этом саду принадлежит тебе?

— Моей семье, — тотчас ответил Арилье немного рассеянно. Он поглядывал на Авденаго исподлобья, так, словно все время ожидал услышать от него некий вопрос и заранее волновался, готовясь дать правильный ответ.

Молчание становилось все более напряженным. Наконец Авденаго не выдержал:

— Что тебя мучает?

— Ты не удивился, услышав мое имя.

— Я слышал здесь не так много имен, чтобы удивляться, узнав еще одно.

— Мое имя — эльфийское, — сказал Арилье. — Разве ты не понял?

Авденаго едва не ахнул и удержался лишь в последний момент. Как он мог не догадаться? Эльфийское имя. Это должно что-то означать. Что-то великое и страшное. Тролли не станут давать своему отпрыску подобное имя без чрезвычайной причины.

— Я мститель, — объяснил Арилье просто. — Я ношу имя врага нашей семьи для того, чтобы ни на миг не забывать об этом.

— Некий эльф по имени Арилье — враг твоей семьи?

— Да. Он убил моего отца и моего дядю, он убил моего старшего брата, который тоже был в той битве. Это случилось четыреста восемьдесят лун назад.

«Давно, — понял Авденаго. Он не в силах был вот так сразу, в уме, перевести лунный счет троллей на обычный человеческий. — Очень давно некий эльф по имени Арилье уничтожил почти всех мужчин этой семьи».

— Я родился уже после этой битвы, — продолжал Арилье-тролль. — Мать дала мне имя того, кто осиротил нас. Теперь я воин. Я хочу служить тебе.

Авденаго поперхнулся. Он ожидал чего угодно, только не этого.

— Что ты имеешь в виду, Арилье?

— Ты всегда будешь рядом с Нитирэном, — ответил молодой тролль. — Когда настанет пора двинуться вслед за Серой Границей, ты окажешься в самой гуще сражения. Я желаю прислуживать тебе, угадывать твои желания, подавать тебе копье или топор в разгар поединка. Я буду твоим напарником, когда тебе захочется тренироваться на мечах. Я поднесу тебе вина, если тебя одолеет жажда. Я закрою тебя от вражеской стрелы, если понадобится, потому что в конце концов именно ты приведешь меня к эльфу по имени Арилье, и на земле по обе стороны Серой Границы останется только одно существо с таким именем.