Елена Хаецкая - Нелегал

Поэтому Кохаги сжал зубы покрепче и раскрыл глаза пошире: он не собирался показывать своей убийце, что боится ее приближения.

Взмахнув плащом, Моран спрыгнул с коня и приблизился к лежащему человеку. Несколько минут Джурич Моран молча рассматривал его, находя все более и более отталкивающим то, что сделали с Кохаги другие люди — или, может быть, тролли.

Затем Моран сел рядом с ним на корточки и коснулся его носа, чтобы проверить, дышит ли он. Потому что стонать этот человек при виде незнакомца перестал и замер, как истинный труп.

Как ни крепился Кохаги, а все же от этого прикосновения он вздрогнул.

— А, ты живой, — сказал Моран. — Ну, я так и думал. Ты кто? — И поскольку человек молчал, Моран очень строгим тоном прибавил: — Я ничего не смогу сделать, если не получу возможности звать тебя по имени. Ты непременно попытаешься умереть — и как я, спрашивается, удержу тебя в мире живых, если не буду знать, как окликнуть тебя? Не будь дураком и назовись!

— Кохаги, — выговорил Кохаги.

— Уже лучше, — обрадовался Моран. — Знаешь что? Ты потерял ногу. Мне остается только отрубить ее. Все остальное кое-как срастется, но только не нога. Лежи неподвижно. Можешь кричать.

Кохаги послушно раскрыл рот — так широко, что у него свело челюсти, но кричать не стал. А Моран встал (плащ за его спиной зашумел и заволновался всеми своими пышными складками), вытащил из ножен огромный меч, нарисовал в небе сверкающую дугу и отхватил распухшую ногу Кохаги но самое бедро.

А когда Кохаги проснулся, он увидел, что лежит посреди богатого шатра. Легкий светлый полог чуть колебался под порывами ночного ветерка. Свет луны и звезд проходил сквозь шелк, умножался и разливался по внутреннему пространству морановского жилища. Сам Моран, весь в черном, с золотой цепью на шее и с золотыми браслетами на запястьях, пил прямо из кувшина и поглядывал на Кохаги с интересом.

Кохаги шевельнулся совсем чуть-чуть, но Моран тотчас заметил это и одним стремительным движением перебрался к нему ближе.

— Все твои раны заживут, — сказал Моран. — Пока ты был нигде, я перевязал их. Они были смертельными! — прибавил он, явно очень довольный собой. — Я оторвал шелк от моего шатра, видишь? — Он показал пальцем на прореху в стене, сквозь которую внутрь залетал ветер.

Кохаги молчал.

Моран подождал немного, явно надеясь, что тот произнесет хотя бы слово, а потом с легкой обидой в голосе добавил:

— Если бы не этот шелк, ты бы уже был той самой землей, которую ешь.

Кохаги тихо сказал:

— Спасибо.

— Спасибо? — возмутился Моран. — И это все, на что ты способен? Ты совсем не любопытен, как я погляжу! Ну так я расскажу тебе все, хоть тебе и не хочется этого знать. И ты вынужден будешь слушать, потому что ты слаб и болен, и нескоро поднимешься с постели, хотя рано или поздно это произойдет. А пока ты слаб и болен, и беззащитен, и полностью в моей власти, ты будешь слушать историю о том, как Джурич Моран от нечего делать, желая развлечься во время скучной прогулки, спас от смерти какого-то неинтересного, нелюбопытного, никому не нужного Кохаги! Может быть, это тебя чему-нибудь научит.

Моран помолчал и выпил изрядно из кувшина. Потом сказал:

— Мой шатер — вот кто настоящий пожиратель плоти. Таким я его сделал, таким он и стал. Он удерживает дождь и град, он может выстоять в бурю и послужит надежной защитой во время урагана. Всю свою силу он берет из земли, на которой я его разбил. Чем лучше и плодороднее земля, тем сильнее мой шатер, а сегодня ради тебя я поставил его на клочке, где густо росла трава, — наверняка в глубине под нами есть водный источник! Ну уж теперь-то он точно отравлен. Много лет ему понадобится, чтобы очистить свои воды после того, как здесь побывал Джурич Моран со своим шатром и ты со своими ранами! Я отрезал полоску шелка от моего шатра. Слышишь, ты, ничтожный шмат протухшего мяса? Я перевязал тебя шелком моего шатра — после того, как тот насытился и раздулся от сладкого питания. Вот почему ты еще не умер.

Кохаги безмолвно слушал. Слова Морана проникали в его сознание сквозь странную пелену. Кохаги казалось, что он и есть почва, пропитанная сладкой водой подземного источника, почва, на которой выросла сочная трава. «Наверное, так ощущают себя те мертвые, которым повезло со смертью», — подумал Кохаги и содрогнулся, вспомнив то видение, что предстало перед ним на холме.

— Ты понимаешь? — спросил Моран и на всякий случай навис над самым лицом Кохаги.

Тот закрыл глаза, а когда открыл их, Моран по-прежнему сидел скрестив ноги поодаль от раненого и разглагольствовал.

— И вот теперь, когда я и здешняя земля принесли для тебя такую огромную жертву, ты лежишь передо мной скучной колодой и даже не двигаешь губами. Ты — неблагодарное животное. Ты — прыщавая водоросль. Если бы я мог вернуть твою гниющую ногу на место, клянусь, я бы сделал это ради удовольствия посмотреть, как ты весь сгниешь заживо!

Кохаги едва заметно улыбнулся.

— Что? — насторожился Моран. — Кажется, ты мне не веришь?

Кохаги не ответил.

Моран придвинулся к нему ближе.

— Твой черед рассказывать, Кохаги. Что ты сделал, если с тобой поступили подобным образом?

Кохаги сказал:

— А тебе не все ли равно?

— Нет! — отрезал Моран. — Ты мне дорого обошелся, поэтому теперь мне не все равно! Если бы я оставил тебя подыхать — вот тогда мне действительно было бы все равно!

— Я скороход, — сказал Кохаги. И назвал имя своего государя, властителя Гоэбихона, одного из богатых городов, что находились в глубине страны.

— Ты скороход? — переспросил Моран и вдруг расхохотался. — Но какой же из тебя скороход, если у тебя нет ноги?

— В том-то и дело, — ответил Кохаги. — Теперь у меня нет ноги.

— Значит, ты больше не скороход?

— Да.

— И какой от тебя прок?

— Никакого.

— Так для чего я тебя спас? — нахмурился Моран. — Зачем спасать жизнь одноногому человеку, если весь смысл его существования был в том, что он быстро перемещался с места на место?

— Смысла нет.

— Проклятье! — взревел Моран. — Выходит, я напрасно изрезал мой шатер? Впрочем, — он вдруг обрадованно улыбнулся, — еще не поздно снять с тебя повязки и пришить кусочки шелка на место.

— Это будет разумнее всего.

— Но ты тогда умрешь.

— Да.

— По-твоему, это хорошо?

— Я не знаю, — сказал Кохаги. — Замолчи. Ты утомил меня.

— Ничего, ты ведь все равно скоро умрешь, так что забота о твоем самочувствии — глупое излишество.

И он замолчал.

Некоторое время слышно было, как Моран тянет вино сквозь зубы. Потом вино закончилось, Моран отбросил кувшин и принялся отбивать какой-то воинственный ритм хлопками ладони по колену. Потом Моран резко щелкнул пальцами и спросил: